Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей - Тамим Ансари

Но на фабриках людям следовало делать все одновременно: начинать, останавливаться на перерыв, вновь браться за дело. Отпускать рабочих обедать домой казалось нерациональным решением: один жил ближе, другой дальше, поэтому все бы возвращались в разное время и весь производственный процесс пошел бы наперекосяк. Машина может работать только при условии, что все ее части идеально синхронизированы. Таким образом, людям на механизированном промышленном производстве пришлось подчинить свою биологическую сущность логике машины.

Фабричное производство часто требовало посменной работы: дневная смена, вечерняя смена, ночная смена – такого деления времени не существовало до прихода машины, но в промышленно развитых обществах эти искусственные смены заменили для рабочих естественное следование дня и ночи. Я по личному опыту могу сказать, что, если достаточно долго работать ночами напролет, ваши биологические часы перестроятся в соответствии с этим графиком.

Аналогичным образом только после появления самолетов человечество столкнулось с феноменом джетлага: раньше у людей попросту не было физической возможности испытать нечто подобное. Все животные имеют встроенные биологические механизмы, которые регулируют функции их организма, такие как бодрствование, сон, голод и др. Люди не исключение: у нас также есть циркадные ритмы, подстраивающиеся под естественную смену дня и ночи, которая, в свою очередь, регулируется небесной механикой Вселенной. До появления машины люди были биологически синхронизированы со своей естественной средой обитания, условия которой варьировались от места к месту: в тропиках день и ночь были круглый год почти равны друг другу; на дальнем севере и юге их длительность претерпевала резкие сезонные колебания. Электричество освободило людей от привязки к этим естественным циклам и от зависимости от среды обитания, но поставило в зависимость от ритмов и требований обслуживаемых машин. Теперь люди могли жить где угодно и делать в этих местах что угодно, используя технологии для создания искусственных условий – температуры, освещенности и даже влажности, которые не зависели от окружающей природной среды. В Дубае никогда не бывает холодно, средняя температура летом достигает почти 40 градусов, но сегодня здесь действует круглогодичный горнолыжный курорт. В Антарктиде с ее крайне суровым климатом в настоящее время постоянно живет несколько сотен человек, и в год ее посещает почти 40 000 туристов.

Машины могут даже менять наше ощущение того, как течет время. Ученые утверждают, что у нас нет специального биологического органа, который отвечал бы за восприятие времени подобно тому, как наши глаза воспринимают свет или наши уши улавливают звуковые волны. На внутреннее ощущение времени каким-то образом влияет химическая регуляция нейронных связей в головном мозге. Если внешняя среда бомбардирует наши органы чувств множеством раздражителей, мозг приспосабливается к этому, настраивая соответствующим образом выработку химических веществ. Поступление хаотичных, повторяющихся или непредсказуемых входящих сигналов также предположительно влияет на настройку мозга. В идеале мы всегда должны находиться в состоянии готовности ко всему, что с нами может случиться. В некоторых случаях это означает готовность бежать что есть мочи, если из зарослей вдруг выпрыгнет тигр; в других случаях – способность сохранять концентрацию внимания на протяжении бесконечно долгого времени, присматривая за монотонной работой машины, которая, стоит на мгновение отвлечься, готова откусить вам руку. По мере того как жизненная среда становилась все более механизированной, наши глубинные нейронные часы неизбежно адаптировались к скорости и ритму машин, что привело к возникновению на определенном уровне биологической рассинхронизованности между людьми, адаптировавшимися к механизированной и немеханизированной средам.

Приход машины изменил не только наше ощущение времени как медленного или быстрого, но и наше восприятие времени как локального или универсального. Когда в городах и селах появились церковные колокольни с механическими часами, которые звоном в определенное время извещали людей о начале вечерней молитвы, появилось общее время, по которому существовали все окрестные жители. И это было только началом. Когда появились железные дороги, общее время расширилось еще больше, потому что поезда требовали, чтобы время в Нью-Йорке точно соответствовало времени, скажем, в Бисби, что в Аризоне, или в Уолла-Уолла, что в штате Вашингтон. Таким образом, незнакомые люди, которые никогда не встречались и никогда одновременно не реагировали ни на какие другие стимулы окружающего мира, тем не менее населяли одну и ту же временну́ю реальность – и знали об этом. Такое общественное время даже получило неофициальное название «железнодорожное время».

24.

Наши машины и мы

(1750–1900 гг.)

Когда в человеческой жизни появились машины, людям пришлось взаимодействовать с ними так же, как с другими людьми. В каком-то смысле это было соприкосновением двух культур – человеческой и машинной, где первая адаптировалась ко второй. Взаимодействие с машинами требовало совершенно иной логики, чем общение с людьми. Чтобы заставить человека работать на вас, можно было приказать ему, попросить, убедить, запугать, подкупить его или договориться с ним на каких-либо других условиях. С машинами все эти методы не работали. С проклятыми железками нельзя было договориться, они не понимали, почему работать на вас – в их же интересах. Невозможно заставить машину делать то, что вам нужно, руганью, пинками или обещаниями суровой кары. Поверьте, я пробовал.

В любом межличностном взаимодействии нельзя с абсолютной уверенностью предсказать, как другой человек отреагирует на ваши слова или действия, потому что у каждого есть сложный комплекс известных ему (но не вам) целей, задач, желаний и эмоций, которые определяют его решения и поступки. У машины нет ничего такого. Ее создали, чтобы она делала что-то конкретное, – и она делает то, что нужно, в силу своей конструкции. Она либо работает, либо нет – без вариантов. Сравните это с социальными договоренностями, такими как брак или деловое партнерство. Если машина не работает, нужно починить ее, заменить в ней сломанные детали – сделать это довольно просто, потому что в хорошей машине есть только нужные элементы, и ничего лишнего, и все они соединены между собой в соответствии с логичной схемой. В браке или деловом партнерстве все далеко не так ясно и однозначно.

Когда машина вошла в человеческую жизнь, ее логика проникла в социально сконструированные нарративные реальности, в которых жили (и продолжают жить) люди. Эти реальности – комфортная и управляемая замена непознаваемого физического мира. Машина стала важной метафорой, через призму которой люди начали формировать представления о самих себе и об обществе. Так, в XIX в., когда паровой двигатель стал доминирующей машиной эпохи, Зигмунд Фрейд описал человеческую психику как своего рода гидравлическую систему: психическая энергия текла в ней словно по трубам, и там, где она была заблокирована, нарастало давление, которое в конечном итоге выбрасывалось вовне в виде неврозов. Сегодня, когда доминирующими машинами эпохи стали компьютеры, мы склонны представлять человеческую психику как набор программ, культуру – как операционную систему, а отклоняющееся от принятой нормы поведение – как сбой в программе или короткое замыкание.

Машина наглядно показала, что объекты материального мира можно сконструировать таким образом, чтобы получать желаемые результаты. Машинная метафора подсказала, что такой же подход можно использовать и в социальном мире. Если вы хотите создать идеальное общество, которое обеспечит выживание целого и счастье каждой его частицы, вы должны сконструировать механизм управления, где шестеренками выступает набор взаимосвязанных рациональных и непреложных правил.

В 1787 г. группа мужчин из нескольких бывших британских колоний в Америке взялась за такой проект. Они решили разработать совершенно новую систему государственного управления с чистого листа. К этой задаче они подошли точно так же, как инженеры подходят к разработке новой машины. Первым делом они обозначили цель: «Образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать всеобщему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим». Далее они описали конкретные детали этого механизма, то, как каждая из них должна работать в отдельности и как все они должны работать вместе.

Любая конституция, которая создается в реальном мире, является двойственной по своей природе. С одной стороны, это руководство по управлению государством; с другой – договор между всеми заинтересованными сторонами, конкурирующими за преимущество на момент создания конституции. «Руководство по управлению» и «договор» не одно и то же. Первое опирается на машинную логику; второе неотделимо от нарратива. В одних конституциях сильнее