Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он осмелел настолько, что по-свойски облокотился о прилавок и одним широким движением руки сдвинул в сторону все расставленные перед ним стаканчики — и пустые, и полные.
Толстяк смотрел на него оторопело.
— Разожмурьте-ка и вы свои уши, господин мечтательный лавочник, — сказал тогда Роберт Вокенен, подражая развязному тону толстяка… — и я вам сам расскажу сейчас про вашего деда. Правда такова — у него так и не случится потомка-переселенца, достойного продолжателя вашей с ним чемоданной эстафеты… Даже если вы и вправду закроете свой магазин… то, уж конечно, не для того, чтобы уйти в странствие, куда глаза глядят. Вы встанете в хвост очереди за государственной компенсацией, потом вложите её в акции одной из трёх картонажных компаний на выбор и проведёте остаток жизни, лелея биржевые сводки на третьей странице «Делового вестника»…
Произнеся это, Роберт Вокенен вдруг содрогнулся — то ли икнув от волнения, то ли испустив самую настоящую отрыжку… и опять почувствовал вкус проклятого кюммеля, поднявшийся из нутра и обволокший верхнее нёбо.
Теперь это был запах осени… сена, тихо догнивающего в копне, забытой на опушке леса под нескончаемым дождём. Фермер прозевал и не убрал его сразу, а теперь — не было смысла гнать трактор из-за одной мелкой копны, да и сена на фермах уже не нужно столько, как раньше…
— Судите по себе? — недовольно прогудел толстяк.
— Сужу по вашему деду, — отрезал Роберт Вокенен. — Он выпивкой заканчивал своё путешествие, а вы — начинаете…
Толстяк молчал, сраженный наповал. Щеки его пунцово светились в полумраке.
— Оставайтесь у своей обочины, мой вам совет, — сказал ему Роберт Вокенен. — Государственная компенсация не покроет полной стоимости магазина и, если вы не сумеете быстро и с толком вложить деньги, то можете забыть о праздной жизни, на которую рассчитываете… Каждый должен оставаться на своём месте — лично меня этому дорога уже научила. Впрочем, — он пожал плечами, — если хотите, можете попробовать. Ха! Переложить бутылки с витрины в чемодан и немного побродить с ним по окрестностям. Это здорово прочищает мозги. Но — приготовьтесь к зуботычинам. Или к тому, что какой-нибудь псих расшибёт все эти кюммели и бурбоны о вашу же голову! Ваш дед, может, и летал на спине у ветра, но — тогда времена были совсем другими… и вы, если задумали проделать то же самое, то особо не надейтесь, что ветер будет попутным… В этом мире не существует больше необъятных просторов, и не существует дорог в никуда из ниоткуда — весь мир поделен на федеральные округа. Чем раньше вы это поймете, тем будет лучше…
Толстяк медленно и понуро опустил голову.
— Убирайтесь… — сказал он, и голос его был скучен до скрипоты.
Он ткнул горлышком бутылки в первый попавшийся стаканчик — всё так же безошибочно-точно, но уже без прежнего задора.
Роберт Вокенен улыбнулся ему… потом улыбнулся себе, и тронул пальцами неподвижную, унявшую нервный тик щеку.
Он был доволен собой.
Да, Стреляный Лис попался…, но снова сумел вынуть голову из петли, одолел и этого толстого увальня.
— Мне нужна шляпа, — сказал он, отступая на шаг от прилавка.
— Убирайтесь, — повторил толстяк угрюмо.
— Вы обещали меня обслужить, — напомнил Роберт Вокенен. — Таков был уговор.
— Обещал, чёрт вас побери! Но у меня нет шляп. Я не торгую головными уборами. Какой олух будет покупать шляпу в придорожном магазине?
— Тот, у кого её сорвало ветром.
Толстяк только махнул на него рукой и опрокинул стаканчик.
Прощай, дед из детских воспоминаний… — подумал Роберт Вокенен, глядя на толстяка, который сгорбился над прилавком так, будто стал вдвое ниже ростом.
Ветер пронёсся снаружи вдоль улицы, швырнул очередную горсть пыли в витрину, и так уже затёртую песком почти до полной потери прозрачности.
Прощай… — почудилось вдруг Роберту Вокенену.
Прощай, скиталец-балагур, сам выбирающий себе дороги и с кем выпить… Прощай, семейная легенда… прощайте, сладкие грезы. И прощай последний козырь, хранимый за душой на всякий случай.
— Тогда покажите мне дорожный костюм, — сказал он вслух. — Любой целый пиджак подойдёт. Такой, в чём меня пустили бы в континентальный бус, и не погнали бы из купе бизнес-класса.
— Ищите сами, — буркнул толстяк. — Только меня не трогайте. Магазин в вашем распоряжении. Берите, что нужно и проваливайте отсюда.
— Я по-прежнему готов выписать федеральный дорожный чек, — успокоил его Роберт Вокенен.
— Делайте, что хотите… — сказал толстяк и отвернулся.
— Хорошо, — кивнул Роберт Вокенен. — Я оставлю чек на прилавке. Пейте свой кюммель…
Он отыскал среди стеллажей, забитых рухлядью, одёжную стойку и, не почти глядя, полагаясь больше на удачу, чем на здравый смысл — сделал выбор между двумя висящими на ней пиджаками… легкомысленно-светлым и коричнево-конторским, с подшитыми кожей локтями. Они оба были ему не совсем по размеру…
Потом аккуратно переписал стёртые цифры с ценника на бланк дорожного чека и поставил снизу размашистый вензель.
Позади, над прилавком — висел густой дух свежескошенной травы… Столько кюммеля было расплескано сейчас по стаканчикам, что становилось понятным — толстяк намерен управиться с покосом задолго до вечерней зари…
Роберт Вокенен усмехнулся. С того места, где он стоял, не было видно ни одной ненаполненной кюммелем пешки… и, если бы бутылка была бездонной — толстяк, должно быть, все фигуры обратил бы сейчас в ферзей. Роберт Вокенен положил чек на прилавок и, заметив напоследок, как зыркнул хозяин магазина на этот листок бумаги, совершенно, по его словам, ничего не стоивший — придавил бланк донышком полного до краёв стаканчика.
Ему захотелось сказать напоследок что-нибудь меткое и совершенно убийственное… что-то вроде: «Вам мат, господин гроссмейстер!», но он вспомнил-таки про мускульные жгуты на предплечьях толстяка, про прорастающий сквозь суставы рыжий волос на кулаках, и сдержался…
Глава 15. Ещё немного про Роберта Вокенена
Зеркальный блеск от множества луж, рассыпанных там и сям по вокзальной-площади-без-вокзала — опять ослепил его, как только он вышел наружу.
Роберт Вокенен каблуком затворил за собой упирающуюся дверь, и несколько минут слепо пялился в этот блеск… потом выпустил ручку и сделал несколько шагов вперёд, совершенно не различая земли под ногами. Это было — словно ходить по небу, спотыкаясь о солнечные лучи… Постепенно слёзное свечение
