Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Картофельный Боб сломался — и не было рядом умного дядюшки Чипса, который способен починить всё, что угодно…
Беззвучно хватая воздух ртом, Картофельный Боб пережидал эту жуткую тишину в груди. Запоздавший на пару сердечный удар потряс его — с диким шумом в уши хлынула кровь, больно кольнула его в макушку, и вялое мясо на его животе несколько раз судорожно сократилось.
Картофельный Боб попробовал пошевелиться и ощутил мгновенную зябь, пронзительный холод в мышцах… будто он совершал сейчас нечто чудовищное — собственными руками погружал отборный семенной клубень в осеннюю, уже начавшую леденеть землю…
Он обхватил себя руками за плечи и затрясся, как в лихорадке. Помолчавшее, будто в сомнении, сердце — ударило повторно… всё ещё не совсем уверенно, но уже заводясь…
Медленно, по одному шагу, отступала раздирающая боль от загрудной кости. И в ту пустоту, что обнаружилась после её ухода — жадно пенясь и клокоча хлынули те чувства, исчезновения которых Картофельный Боб и не заметил даже во время приступа … Сначала вернулся звук — шелест мокрой листвы сверху, шебуршание травы вокруг, утробные скрипы качаемых ветром деревьев…
Затем пришли запахи и новые свежие краски — промытый дождём мир сверкал в тысячу разных оттенков зелёного… у Картофельного Боба голова закружилась от их обилия и яркости… Он постепенно, с каждым следующим толчком сердца, узнавал этот лес — они с дядюшкой Чипсом недавно прошли его насквозь, торопясь к шоссе навстречу дядюшке Туки. Картофельный Боб не узнал сразу этого места только лишь потому, что уже считал себя навсегда потерянным… Да, это был именно Близкий Лес — тот осиновый язык, что отсекал поле Картофельного Боба от всех прочих, закисших от химических удобрений, перелопаченных тракторами полей.
Если идти во-он в ту сторону, то очень скоро за деревьями начнётся высокая непроходимая трава… потом будет пустырь, получившийся оттого, что когда-то там содрали бульдозером всю чёрную землю и перевезли её в соседний городок для совершенно непонятной Картофельному Бобу затеи — Озеленения Городского Бульвара… и лишённая растительного слоя почва стала на этом месте так жестка, что дождь собирается там в огромные лужи. А ещё дальше, за пригорком и петлёй наезженной местной дороги — начнётся та мягкая творожистая земля, которую Картофельный Боб взрыхлил собственными руками, перетирая в пальцах малейшие комки и кропотливо собирая посторонние корешки в горсть…
Он… дома, — осторожно подумал о себе Картофельный Боб, задохнувшись от неожиданного счастья.
Он дома. Он почти рядом со своим полем.
Нужно сделать совсем немного шагов — и он сможет опять слышать голос картофельных кустов, своих извечных и заботливых повелителей.
Он всё-таки сумел вернуться из места «Далеко-далёко». Он закончил странствия. Нашёл дорогу к дому. Совершенно непостижимо как, но нашёл — как выброшенный хозяевами кот находит дорогу назад через все буераки и буреломы.
Значит, — подумал тогда Картофельный Боб, — то пушистое летающее семечко, о котором говорил ему дядюшка Чипс, всё-таки указало верный путь…
Картофельный Боб снова почувствовал, как запутывается в нахлынувших на него откровениях. Будь он чуть поумнее, то смог бы, наверное, осознать концепцию Бога, почувствовать себя пешкой в длани мудрейшего из игроков. Но Картофельный Боб всю жизнь слыл слабоумным, а потому — был лишен даже этого спасительного всё-и-вся-объяснения. Напрягшись изо всех сил, он смог оформить в своих мыслях только смутное: «Как сложна жизнь…»
Как много в ней непостижимого…
Как так получается, что такие умные люди, как дядюшка Чипс — могут ошибаться и одновременно оставаться правыми?
Как получается, что такие добрые и сильные, как дядюшка Туки — сгорают заживо, палимые солнцем? Почему оно убило дядюшку Туки, но пощадило Картофельного Боба? Почему так ненамного запоздали облака, и дождь, пролившийся на голову — не потушил глупого дядюшку Туки?
Картофельный Боб подумал о дядюшке Туки, что вышел из чрева своего железного Бога, как из живота Большой Рыбы — как был, без шляпы… и вспомнил, что надо бы почаще оглядываться на небо… Облака застили его — не сплошные, но достаточно плотные, чтобы заслонить собой вечернее солнце, и оно ослабленно и красновато тлело в разрыве осиновых крон.
Картофельный Боб встретил взгляд этого сердитого ока и, на всякий случай, ощупал всклокоченные волосы. Он знал теперь совершенно точно — что вернётся на своё поле и больше не сделает ни единого шага за его пределы. Он отдаст дядюшке Чипсу то, что осталось от его замечательного пиждака, снова обрядится в привычные лохмотья… Жаль только, что потерянной шляпы он вернуть не сможет.
Наверное, — подумал Картофельный Боб, — дядюшка Чипс очень расстроится из-за этой пропажи.
Он ведь так мечтал однажды уехать за поворот дороги, а как это теперь можно сделать без шляпы?
Он так сильно подвел дядюшку Чипса… — Картофельный Боб отрешённо думал об этом — о ещё одной мечте, которая так и останется неосуществлённой…
Вот бы кто-нибудь самый сильный пришёл в этот мир и сделал так, чтобы сбывалась любая мечта!
Картофельный Боб искренне пожелал этого, стоя напротив нахмуренного солнечного ока, что слезилось понемногу в спутанных осиновых ресницах. Ему было очень грустно.
И от этой грусти снова болезненно затянуло в груди:
— Что я наделал? — вслух подумал Картофельный Боб.
Дыхание то и дело перехватывало — словно кто-то невидимый, хулиганя, пережимал шланг его горла сильными пальцами… Стоя напротив солнца, Картофельный Боб старался говорить складно и слитно, как всегда учила его тетушка Хамма, но выходило все-равно — с перерывами:
— Что я?.. Что я?..
Тотчас из мокрой спутанной листвы откликнулась невидимая мелкая птаха:
— Что я… Чьи вы… Чем мы…
Он слушал её сбивчивое щебетание, опираясь на подобранную палку, как на костыль… шумно и с заметным усилием выдыхая…
Грусть всё крепла и крепла в груди, постепенно опять превращаясь в боль. Трава почувствовала это и страшно заволновалась у его ног. И осины — жалобно запричитали над ним: роняли капли, что держались до сих пор на изнанке листа. Птаха выпорхнула оттуда и понеслась кругами по лесу:
— Чем мы… Чем мы… Что я…
Вдруг резко и даже обрадованно, как показалось Картофельному Бобу, зашевелилась трава в отдалении. Там росла пара осин-неразлучниц, тесно сблизивших стволы и сцепивших ветки. Потревоженная ветром трава — клокотала у их подножья. Птаха опрометью метнулась туда, раздвинув траву крылом, потом нырнула, пропав
