Читаем без скачивания Мастер сахарного дела - Майте Уседа

Тем утром Паулина глядела из окна на падающие капли дождя. Серое небо, расшитое грозовыми тучами, предвещало в асьенде хаос.

Мар не показывала роптавшего внутри беспокойства, не дававшего ей свободно дышать. Суеверной она не была, но эту перемену погоды сочла за дурной знак. После обеда, когда дождь утих, они отправились к Баси, убедившись заранее, что Диего теперь в полях. Кабриолетка остановилась перед домом надсмотрщика, и они вместе с Солитой сошли на землю.

Баси была на кухне; стоя в переднике с опущенными в чашу руками, она замешивала мясо с овощами. Попросив дворовую доделать работу, Баси сняла фартук, вымыла руки и велела подать гостям кофе, а Солите – чашку шоколада с кусочком пирога, испеченного тем же утром. Солита улыбнулась и, довольная, облизнулась, усевшись в ожидании угощения за стоявший у стены деревянный стол. Служившая у Баси мулатка, глядя на располагавшуюся на стуле Солиту, подняла бровь, будто бы ей претило подносить чернокожей девчонке.

Они втроем направились в залу.

– Как себя чувствует новорожденная? – спросила Мар, усевшись в бархатное кресло цвета пылающего граната.

В ответ из расположенной неподалеку спальни до них донесся детский плач.

– Слышите? Опять проголодалась. Кормилица говорит, что ни разу не видела ребенка, с такой силой цепляющегося за грудь. Она целый день только и ест.

– Значит, вырастет здоровой и крепкой, – вставила Паулина.

Повисла неудобная тишина, воспользовавшись которой, Баси перевела разговор на другую тему.

– Ты завтра выходишь замуж за мастера, так?

Паулина лишь кивнула, не выразив особой радости.

– Хоть бы дождь перестал.

– Хочу тебя предупредить, – добавила Баси. – Фрисия запретила всем белым присутствовать на церемонии. Фрисия, со слов Диего, сказала, что раз уж мастеру так нравятся негры, пусть тогда и женится у них на виду. Поэтому на вашей свадьбе по ее приказу будут все католики из бараков. Я… Сочувствую.

Сидевшая в двойном кресле недалеко от Мар Паулина склонила голову.

– Ему, думается, все равно, – произнесла она. – Мне, в общем-то, тоже.

Неправда. Ей было не все равно. Она хотела пережить то же, что и Росалия; чтобы все жители асьенды, облаченные в свои лучшие наряды, собрались вокруг нее, любовались ее платьем и прической, поздравляли и желали ей счастья, здоровья и красивых детишек.

В пестрой, заставленной вещами зале снова повисла тишина. С чашками кофе и кусочками пирога на подносе вошла домработница. Едва она покинула комнату, как Баси запричитала:

– Ох, не знаю, хватит ли у меня сил вырастить это дитя, сеньорита. Смогу ли я дать ей тепло, которое она заслуживает? Диего хочет, чтобы я относилась к ней как к родной, но я не чувствую к ней, прости, Господи, материнской любви.

– Господу не за что тебя прощать. Судить Он должен твоего супруга. Он не поднял на тебя руки? Не то…

– Нет, сеньорита. Говорит, что извиняет меня.

– Извиняет тебя?! Да будь он трижды проклят! Тьфу!

– Я не спорю. Я его ударила – и он меня в ответ. Теперь я просто хочу жить спокойно. Но у меня из головы не выходит, что будет, когда она от груди отлучится. Кормилица уйдет, и ее матерью стану я. Ох, сеньорита, худа я этой малютке не желаю, да только как мне ее полюбить?

Мар поднялась из кресла и присела к Баси на диван. Затем, взяв ее за руки, крепко их сжала.

– Дети умеют вызывать к себе любовь. За это ты не волнуйся. Любовь не связана с кровным родством, а у этой малышки во всем мире кроме тебя и мерзавца-отца нет больше никого. Ты должна дать ей кров, Баси. Она ни в чем не виновата.

Баси кивнула. Она понимала, что Мар права, но со своими чувствами поделать ничего не могла.

– Ей уже дали имя? – спросила Паулина.

– Нет еще. Я об этом и не думала, пока не явился отец Мигель и не спросил, когда мы хотим ее крестить. Сказал, что в церковь можно прийти в любой день. И добавил, что, коли Диего не хочет, так обряд проведем без него, но наречь ее нужно как можно скорее. – Баси жалостливо посмотрела на Мар. – Придумайте вы ей имя, сеньорита, назовите ее как-нибудь. Сделайте одолжение.

– Я… Не знаю даже, так неожиданно.

– Да хоть как нареките.

Мар глубоко вздохнула, взяла в руки чашку с кофе и стала разглядывать кусочек сахара, который достала из фарфоровой вазы. Всматриваясь в белые крошечные кристаллы, переливавшиеся на свету, словно драгоценные камни, она вспомнила о Викторе. Возможно, этого кубика касалась его рука. Любуясь его формой и цветом, Мар, к замешательству Баси с Паулиной, поднесла его к губам и нежно надкусила. Баси прежде не доводилось видеть ничего подобного – Мар даже в детстве сладкоежкой не была. А вот Паулина почувствовала, что за этим жестом скрывается нечто большее. Потому она отвернулась и закрыла глаза; в груди неприятно заскрежетало, и она вздохнула.

Мар ощутила на губах сладкий вкус, и тело ее напряглось. Внезапно, в самом центре ее существа, вдруг разгорелось пламя, и, удивленная сама себе, она раскраснелась. Стараясь избавиться от этого переживания и сохранить свои чувства в тайне, она бросила оставшийся кусочек в кофе и лишь тогда заметила следивших за ней с явной растерянностью Баси с Паулиной.

– Можем взглянуть на девочку?

Шумно вздохнув, Баси поднялась и направилась в спальню, где находились кормилица с новорожденной. Через мгновение та вошла в залу с белым свертком пеленок на руках, из которого виднелась одна лишь детская головка. Баси кивком указала ей передать ребенка Мар.

– Здравствуй, маленькая, – произнесла она, беря девочку на руки. – Вот мы снова и встретились. – Пухлые губы растянулись в забавной улыбке. Широко распахнутые глаза так и бегали из стороны в сторону. На золотистой коже, уже успевшей слегка потемнеть, ярко выделялись рыжие волосы. На бронзовом личике они казались пламенем. – Однажды я прочитала книжку на французском, которую мне подарила матушка на мой пятнадцатый день рождения. Главную героиню звали Надин, и была она путешественницей. Мне всегда нравилось это имя. – Мар подняла взгляд. – Означает оно надежда.

– Красивое имя, – отметила Паулина.

– Французское… – без особого воодушевления произнесла Баси. – Пусть первым будет Мария, чтобы отец Мигель одобрил.

Девочка захныкала, и Мар поспешила передать ее кормилице: она снова просила молока.

– Ты полюбишь ее. – Мар снова сжала Баси руки. – А она полюбит тебя. Кто знает, быть может, когда-нибудь она получит образование, или будет путешествовать, или делать то, что непозволительно нам, женщинам, – просто потому, что мы пришли на этот свет раньше времени. Быть может, ей суждено жить в мире справедливее нашего. Разве это не волнительно, Баси? Разве