Читаем без скачивания Миллиарды Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не отвечая, Фаустина вытянула руку и указала куда-то вдаль:
– Вон там моя родина… Корсика. Иногда ее отсюда даже видно. Если корсиканцу нанесли оскорбление, он не будет счастлив, пока не отомстит обидчику.
– А вы счастливы, Фаустина?
– Очень счастлива. Счастлива благодаря прошлому и тому, как именно все завершилось. Один богатый итальянский синьор из Генуи предложил мне свое сердце и дворец из розового мрамора.
– Значит, вы собираетесь замуж?
– Да.
– Вы его любите?
– Ему семьдесят пять лет. А вы сами счастливы, Рауль?
– Был бы счастлив, но для этого мне не хватает одной малости.
– Какой же?
Их глаза встретились, и она покраснела.
Он прошептал:
– Я не забыл ничего… из того, чего не произошло.
– Может, оно и к лучшему, – заметила она, – иначе кто знает, к чему бы это привело…
Он окинул ее взглядом.
– Я ничего не забыл, – повторил он.
Она дерзко ответила:
– Докажите!
– Доказать?
– Да, докажите мне, что вы сохранили точные воспоминания и сожаление о том, что не случилось.
– Это больше чем сожаление, Фаустина.
– Дайте мне доказательства.
– Вы можете подарить мне одни сутки? Завтра, в это же время, я верну вас обратно.
Молодая женщина села в его автомобиль, и через час Рауль привез ее на холм поблизости от деревни Аспремон, с которого Ницца была видна как на ладони.
Открылись ворота. Над ними аркой выгнулась надпись: «Вилла Фаустина».
Глубоко тронутая, она прошептала:
– Это доказательство памяти, но не сожаления.
– Это доказательство надежды, – ответил он. – Надежды на то, что когда-нибудь я увижу вас на этой вилле.
Она покачала головой:
– Такой мужчина, как вы, Рауль, мог бы предложить мне что-нибудь получше, чем просто имя между двумя столбами.
– У меня есть и нечто лучшее, несравнимо лучшее, и вы не будете разочарованы. Но прежде – всего одно слово, Фаустина. Почему с первого дня вы были так враждебны ко мне? Не только недоверие, но и обида, гнев… Ответьте честно.
Она снова покраснела и прошептала:
– Это правда, Рауль, я ненавидела вас.
– За что?
– За то, что моя ненависть к вам была недостаточно сильной.
Он порывисто схватил ее за руку…
Они шли по тропинкам, ведущим вверх, от террасы к террасе, с каждой из которых открывались восхитительные виды на горы, поросшие кустарником, и на заснеженные пики Альп.
Они поднялись на самую верхнюю террасу, окруженную двойными арками, густо увитыми ползучими растениями.
В центре террасы во всем своем божественном великолепии гордо высилась статуя Фрины.
– О! – пролепетала потрясенная Фаустина. – Это же я!.. Я!..
Фаустина провела на вилле, названной ее именем, целых три месяца.
Миллиарды Арсена Люпена
Глава 1
Паула Синнер
Джеймс Мак-Аллерми, основатель и владелец «Алло, полиция!», крупнейшей газеты в Соединенных Штатах, посвященной криминальной хронике, влетел в редакцию поздно вечером. С окружившими его сотрудниками он тотчас заговорил о совершенном накануне отвратительном преступлении: неизвестный злодей убил троих маленьких детей. Пока было сложно сказать что-то определенное о том, каковы мотивы и круг подозреваемых, но публика, возмущенная обстоятельствами дела, немедленно окрестила это «кровавым убийством близняшек». Порассуждав несколько минут о преступлениях против детей вообще и о вчерашнем преступлении в частности, шеф обратился к своему секретарю Патриции Джонстон, которая присоединилась к собравшимся:
– Патриция, пора заняться почтой. Вы подготовили бумаги мне на подпись? Давайте пройдем в мой кабинет.
– Все готово, сэр… Но… – Патриция осеклась, прислушиваясь к странному шуму. – Мистер Мак-Аллерми, а кто сейчас там находится?
Шеф пожал плечами:
– В моем кабинете? Никого! Дверь в приемную заперта на задвижку.
– А ваша собственная дверь, сэр?
Мак-Аллерми улыбнулся, достав из кармана ключ:
– Ключ всегда при мне. Не фантазируйте, Патриция… Пора заняться делами… Извини, Филдс, тебе придется меня подождать!
Он дружески похлопал Филдса по плечу. Известный юрист и адвокат Фредерик Филдс не был сотрудником редакции, но как близкий приятель патрона почти каждый день наведывался в газету.
– Все в порядке, Джеймс, – откликнулся тот. – Я понимаю, как важно вовремя отправить почту, и вдобавок никуда не тороплюсь.
– До свидания, господа, увидимся завтра, – сказал Мак-Аллерми, прощаясь с коллегами. – Постарайтесь как можно больше разузнать об этом преступлении.
Покинув редакцию вместе с Патрицией и Фредериком Филдсом, он проследовал по коридору к своему кабинету и отпер дверь. Огромная, элегантно обставленная комната была пуста.
– Вот видишь, Патриция. Здесь никого нет.
– Да, сэр, но обратите внимание: эта дверь была закрыта, а теперь… – Патриция указала на дверь, которая вела из кабинета в комнату поменьше, где находился сейф.
– Патриция, от этого сейфа до черного хода, которым я иногда пользуюсь, чтобы попасть на улицу, около двухсот метров – по коридорам и лестницам; к тому же надо миновать еще тринадцать запертых дверей и пять решетчатых перегородок. Нет, здесь вряд ли кто пройдет.
Патриция размышляла, слегка нахмурив тонкие брови.
Это была высокая стройная молодая женщина, чьи осанка и уверенные движения свидетельствовали о занятиях спортом. Ее лицо, может быть чуть широковатое, не было классически красивым, но матовая, чистая, почти прозрачная кожа, крупный, четко очерченный рот, алые от природы губы, ослепительно-белые зубы, высокий лоб, вьющиеся волосы, в оттенке которых смешались золото и бронза, продолговатые серо-зеленые глаза с густыми темными ресницами – все это придавало Патриции несравненное очарование, глубокое, почти таинственное. А когда в порыве искреннего веселья ее настроение менялось, это очарование становилось легким и немного детским. Она словно бы излучала здоровье, физическое и моральное равновесие, энергию и жизнелюбие. Короче говоря, Патриция Джонстон была из тех женщин, которые не лгут и не разочаровывают. Они вызывают у окружающих симпатию и доверие, и многие ищут их дружбы и любви. По привычке, перенятой от Мак-Аллерми, она окинула взглядом кабинет, чтобы убедиться, что с тех пор, как она наводила там порядок, ничего не изменилось.
Одна деталь поразила ее. На странице лежавшего на столе блокнота карандашом были написаны два слова. Хотя относительно нее текст был перевернут, Патриции удалось разобрать первое слово: «Паула»; второе она расшифровала не так легко, это была фамилия: «Синнер – Грешница». Итак, Паула Синнер. Какая-то дама. Патриция, знавшая строгий нрав Мак-Аллерми, ни на секунду не допускала, что в его жизнь могла войти женщина и уж тем более что он мог открыто написать ее имя. Но что же тогда это значит? Кто такая Паула Грешница?
