Читаем без скачивания История Византийских императоров. От Федора I Ласкариса до Константина XI Палеолога - Алексей Михайлович Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жители Адрианополя так писали Алексею Апокавку в 1341 г. по поводу его противостояния императору Иоанну VI Кантакузену: «И ты, не будучи в состоянии перенести превосходство, подобно сатане, начал войну против занимающего второе место после Бога; возмущая подданных, как и он, ты говорил, что заботишься о них, тогда как на самом деле губил их».
Церковь прекрасно понимала, что именно благодаря решительным действиям и покровительству Римских царей искореняются ереси и сохраняется истинное вероучение. На Константинопольском Соборе 1351 г., поставившем точку в исихастских спорах, принято определение, в котором особо поминается император Андроник III Палеолог, за 10 лет до этого события положивший основание победы Афонских монахов над Варлаамом. Там говорится: «Приснопамятному и блаженному царю нашему Андронику Палеологу, собравшему первый Собор против Варлаама, благородно председательствовавшему Церкви Христовой и оному священному Собору, делами и словами и удивительными изустными речами утвердившему Евангельские и Апостольские учения, вышеназванного Варлаама уничтожившему и отвергнувшему в самих ересях, писаниях и пустословии против нашей правой веры, как блаженно переменившему свою жизнь в сих священных подвигах и о благочестии доблестях и перешедшему к лучшему и блаженному оному упокоению, — вечная память, вечная память, вечная память»[570].
Как любая святыня, фигура царя требует соответствующего внешнего обрамления, почитания и благоговения. Не случайно, например, царские чертоги не могли, по мнению современников, быть открытыми свободному доступу, чтобы не сделаться предметом кощунства[571].
Когда однажды Константинопольский патриарх Иосиф, уже оставивший престол и ожидавший смерти, написал царю Михаилу VIII Палеологу послание, в котором пропустил величание императора «святой» — термин, веками входящий в состав царской титулатуры, это вызвало бурную негативную реакцию. «Не считает ли меня Иосиф недостойным святости?» — вопрошал василевс. Иными словами, не считает ли экспатриарх, что в силу каких-то обстоятельств данный император перестал соответствовать своему статусу? Не только царь, но и все остальные патриархи обратились к Иосифу за разъяснениями, и Иосиф долго объяснялся, что произошла ошибка переписчика-монаха, и в качестве доказательства продемонстрировал черновик письма к императору, где присутствовал титул «святой» при обращении к царственной особе[572].
Константинопольский Собор 1368 г., изучивший дело Прохора Кидониса, лишил его священнического сана и анафематствовал. Как указывают исследователи, брат Прохора Дмитрий Кидонис, месадзон императора, не разделил его судьбу только потому, что это могло скомпрометировать императора Иоанна V Палеолога[573]. Кстати сказать, к тому времени уже перешедшего в католичество. Интересно, что в период исихастских споров друга св. Григория Паламы, будущего Константинопольского патриарха Исидора низложили из епископов в 1344 г. по той причине, что якобы тот «не питал истинного доброжелательства к императорскому величеству и был приверженцем отступника и тирана».
Нет ничего невозможного для царя, и эта истина распространялась как на политическую, так и на религиозную сферу жизни Римской империи позднего образца. Как само собой разумеющееся, император Андроник II Палеолог говорил, обращаясь к согражданам, что некогда императоры предоставили Церкви известные права, а взамен Церковь закрепила за Римскими царями право назначать по своему усмотрению патриархов[574].
Еще в XI веке византийский историк давал следующее определение Вселенского Собора: «Соборы называются Вселенскими потому, что на них императорскими повелениями приглашались епископы всей Римской империи, и на каждом из них было обсуждение веры и голосование, то есть провозглашались догматические формулировки»[575]. Но и в XV веке в греческих церковных кругах с искренним убеждением признавались особые полномочия императора в отношении Церкви, одним из которых было право назначать место проведения Вселенского Собора и председательствовать на нем[576].
А император Андроник II Старший, без всякого сомнения, принял к своему рассмотрению вопрос о времени празднования Пасхи и внес бы необходимые исправления, в которых его убеждали ученые, если бы не тяжелое внутреннее положение государства, — он боялся негативной реакции своих подданных. Но и его нисколько не смущал сам факт обращения императора к вопросам церковной догматики и каноники. Равно, как и его окружающих[577]. Считая для себя недопустимым отказ от участия в рассмотрении церковных дел, император св. Мануил II Палеолог настаивал в 1396 г. на том, чтобы в состав патриаршего синода в обязательном порядке входили представители василевса при рассмотрении судебных дел[578]. И его требование было, конечно, удовлетворено.
XIII, XIV и XV века прошли под знаменем унии, активно продвигаемой почти всеми без исключения Византийскими императорами. Но при всем негативном отношении византийского общества к вопросу воссоединения с Римской церковью, авторитет василевса никак не пострадал. Соборы анафематствовали униатов, но не касались фигуры императора. Унии и ереси осуждались, но никто не посмел затронуть роль царя в этом вопросе, как будто его вообще не существовало. История Византии начиналась с культа православных царей, так же она и заканчивалась.
II. Престолонаследие и преемственность царской власти
От возможного (и, конечно, совершенно необоснованного) упрека в обожествлении царя в Византии, словно по заказу, сами собой сформировались и просуществовали до конца ее дней две устойчивые традиции, позволившие сохранить высочайшее значение императорского служения, но в то же время четко разделить идеал и образ от конкретного человека, его носителя.
В частности, именно в Византии считалось нормальным, когда императорами признавались одновременно двое и более лиц, что в условиях христианского монотеизма кардинально препятствовало обожествлению конкретного царя. В этой специфической форме монархического правления нет ничего удивительного или искусственного. По устойчивой идеологической доктрине, сложившейся в Византии, царь являлся преемником Христа на земле, Его образом, столпом и основанием Империи, если перефразировать известный Евангельский стих. А потому каждый носитель царской власти должен был соответствовать своему высокому предназначению. Когда конкретный самодержец не мог по различным причинам (объективным и субъективным) быть настоящим царем, т.е. исполнять то служение, для которого Господь его призвал, в дело вступал другой человек, подкрепляющий сотоварища. Оба лица — император и соимператор совокупно олицетворяли царскую власть и совместно управляли государством,
