Читаем без скачивания Влюбленная Пион - Лиза Си

Даже после того, как младенец сделал первый вдох и его положили на грудь матери, он оставался вялым и синюшно-бледным. Мне было совершенно ясно, что на него напали некие враждебные силы, и я боялась, что он не выживет. Об этом беспокоилась не только я. Гос­пожа У, Ива и сваха помогали предсказателю выполнить другие защитные ритуалы. Госпожа У принесла штаны своего сына и повесила их в ногах кровати. Затем она села за стол и написала на листке красной бумаги четы­ре иероглифа, составивших фразу «пусть все злые духи уйдут в эти штаны», и затолкала листок в карман брюк.

После этого госпожа У и повитуха перевязали ступни и ручки ребенка красными тесемками, на каждой из которых звенел кусочек серебра. Серебро оберегало мла­денца от злых духов, а узлы означали, что ребенок не будет непослушным или неуправляемым ни в этой, ни в одной из будущих жизней. Ива взяла желтый лист бу­маги, обвязанный вокруг шеи И, и сложила из него ша­почку, а затем надела ее на голову младенца, чтобы сила матери защищала ребенка. Тем временем предсказатель снял с двери бумажный амулет, сжег его и смешал пепел с водой. Через три дня эту воду использовали для того, чтобы впервые искупать новорожденного. После обря­да очищения мертвенная синева наконец исчезла, но его дыхание оставалось неровным. Сыну Жэня требо­вались другие амулеты, и я позаботилась о том, чтобы их собрали вместе, завязали в мешок и вывесили за дверь. Это были волосы, выметенные слугами из темных уг­лов дома (они должны были уберечь ребенка от испуга, если он услышит собачий лай или мяуканье кошек), уголь, который превратит его в сильного мужчину, лу­ковицы, чтобы он был догадливым, и приносящие ус­пех и удачу косточки апельсина.

Мать и младенец преодолели первые четыре неде­ли, и в честь первого месяца со дня рождения ребенка устроили грандиозный пир. На нем подавали множе­ство красных яиц и сладких пирожных. Женщины вос­торженно охали и ахали, глядя на ребенка. Мужчины гладили его по спине и пили крепкое вино. Когда бан­кет подошел к концу, женщины вернулись во внутрен­ние покои, сгрудились вокруг И и ее ребенка и стали шептаться о первом визите императора Канси в Ханч­жоу.

Он хотел впечатлить всех своей любовью к искус­ству, но каждый цунь пройденного им стоил жителям нашей страны цунь серебра, — жаловалась Ли Шу. — Путь, по которому он следовал, был вымощен плиткой императорского желтого цвета, а стены и балюстрады были украшены резными статуями драконов.

— Император обожает пышные церемонии, — доба­вила Хун Чжицзе. Мне было приятно видеть, что дочь Хун Шэня превратилась в красавицу и сама стала при­знанной поэтессой. — Он скакал по полю на лошади, стреляя из лука. Каждая стрела попадала в цель. Даже когда рысак встал на дыбы, император не промахнулся. Это зрелище потрясло моего мужа. Той ночью его стре­лы также попали в цель.

Ее признание заставило других женщин сознаться в том, что подвиги императора вдохновили и их мужей тоже.

— Не удивляйтесь, если через десять месяцев нач­нется шквал торжеств по случаю первого месяца со дня рождения ребенка, — заметила одна женщина, и все с ней согласились.

Ли Шу закрыла рот руками, чтобы не засмеяться. Она наклонилась вперед и, понизив голос, призналась:

— Император говорит, что вскоре в нашей стране на­ступит эпоха процветания, но я беспокоюсь. Он очень враждебно настроен по отношению к «Пионовой бесед­ке». Он говорит, что эта опера развращает девушек и слиш­ком много внимания уделяет цин. Моралисты ухватились за его слова и теперь с удвоенным усердием унавоживают улицы своими зловонными высказываниями.

Женщины старались утешить друг друга смелыми речами, но их голоса дрожали от страха и неуверенности. То, что раньше лишь время от времени произносил то один, то другой ученый муж, теперь превращалось в государственную политику.

— Я считаю, что никто не может запретить нам читать «Пионовую беседку» или что-то еще, — убежденно сказала Ли Шу, но никто не верил в это.

— Но как долго это продлится? — жалобно спросила И. — Я ведь ее еще даже не читала.

— Ты ее прочитаешь.

В дверях стоял Жэнь. Он прошел по комнате, взял сына из рук матери, подержал его минуту у своей груди, а затем опять положил на руку, чтобы малышу было удобнее.

— Ты долго и тяжело работала, чтобы научиться чи­тать и понимать мои любимые произведения, — сказал он. — Ты подарила мне сына. Кто может запретить мне разделить с тобой то, что так много для меня значит?

Зал облаков

Слова Жэня вновь пробудили во мне жела­ние продолжить работу над комментарием, но ни я, ни И не были готовы к этому. С тех пор как я смотрела представление оперы, прошло пятнад­цать лет. Мне казалось, за это время я научилась обуз­дывать свою разрушительную энергию, но мне хотелось быть в этом уверенной, потому что в доме появился ре­бенок. Кроме того, И нужно было многому научиться, чтобы быть способной оценить «Пионовую беседку» по достоинству. Мне пришлось попросить о помощи Ли Шу, Жэня и госпожу У. Вместе со мной они готовили младшую жену моего мужа. Затем, спустя еще два года, во время которых благодаря моей заботе в семье У не происходило ничего плохого, я наконец позволила мо­ему мужу подарить И том «Пионовой беседки», над ко­торым раньше работали я и Цзе.

Каждое утро, после того как И одевалась, она шла в сад и срывала там пион. Затем она останавливалась у кухни и брала там свежий персик, миску с вишнями или дыню. Отдав указания повару, она относила жертвен­ные дары в зал с поминальными дощечками предков.

Сначала она зажигала благовония и кланялась предкам семьи У, а затем клала фрукты перед поминальной до­щечкой Цзе. Выполнив свои обязанности, она отправ­лялась в комнату, где лежала моя кукла, и ставила в вазу пион. Она разговаривала с поминальной дощечкой, спрятанной в животе куклы, рассказывала ей о надеж­дах на будущее сына, своей привязанности к мужу и бес­покойстве о здоровье свекрови.

Затем мы шли в павильон Любования Луной, где И открывала «Пионовую беседку» и просматривала сде­ланные на полях заметки о любви. Она читала до тех пор, пока не наступало время обеда, — распущенные волосы свободно свисали ей на спину, платье развева­лось, а личико хмурилось, когда она размышляла над тем или иным отрывком. Время от времени она оста­навливалась на какой-либо строке, закрывала глаза и сидела совершенно неподвижно, глубоко задумавшись над тем, о чем прочитала. Я вспомнила, что когда смот­рела оперу, то видела, что Линян делает то же самое: она замирала, чтобы люди в зрительном зале углубились в себя и обнаружили самые сокровенные чувства. Меч­ты, мечты, мечты — разве не об этом была написана «Пионовая беседка»? Разве не они дарят нам силу, на­дежду и желание?