Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стассар оказался более удачлив, чем предыдущие курьеры. В конце апреля он добрался до Линца, но там был всё же задержан под предлогом неисправности паспортов и вынужден сдать депеши, которые отправили в Вену и положили на стол конгресса. Чтение перехваченных писем не тронуло членов конгресса и не сообщило им ничего нового. Однако никто из них уже не выказывал расположений, вдохновивших их 13 марта на подписание злополучной декларации против Наполеона, а оценка, данная ей во Франции и Англии, их задела. Так что участники конгресса подумывали выступить с другой декларацией, не более миролюбивой, но менее жесткой по форме и более продуманной. Они также хотели ответить английской оппозиции, утверждавшей, что воевать хотят только ради Бурбонов, и в то же время успокоить умы во Франции и помешать тому, чтобы война для нее превратилась в национальную. Последний мотив был определяющим, ибо, хотя английские и германские газеты и старались изображать Наполеона опиравшимся только на армию, европейская публика начинала понимать, что с ним связаны не только многочисленные интересы, но и искренняя убежденность людей, возмущенных притязанием навязать Франции иностранное правление. Поэтому на конгрессе и пытались составить новую декларацию, отвечавшую всем потребностям положения: подыскивали приемлемые выражения, подтверждавшие, что державы не желают вмешиваться в управление Францией, навязывать ей какого-либо монарха или систему институций, а хотят только исключения, в интересах всеобщего покоя, единственного человека, потому что продолжительный опыт доказал, что всеобщий покой с этим человеком невозможен. Исключение одного государя, когда возможны лишь двое, и означало навязывание второго, но авторам декларации удалось примирить эти идеи с международным правом, а чтобы справиться с главным возражением британского парламента, Бурбонов они даже не упомянули.
Договор от 25 марта, ратифицированный всеми дворами, вернулся в Вену, только Англия добавила к статье 8-й оговорку, гласившую, что державы, не имея ничего против Бурбонов, ставят главной и даже единственной целью сохранение общей безопасности в Европе, которой угрожает присутствие Наполеона на французском троне. Следовало ответить на оговорку и сказать, в какой мере она принята, что предоставляло возможность сообщаться между кабинетами частными депешами, объясняться с меньшей, нежели в европейской декларации, торжественностью и лучше обозначать нюансы благодаря большему простору и непринужденности в языке. Вследствие чего лорду Кланкарти[13] поручили адресовать лорду Каслри депешу, дабы заявить Сент-Джеймскому кабинету, что конгресс полностью принимает оговорку к статье 8-й, ибо понимает эту статью так же, как Англия. Лорд Кланкарти заканчивал свою депешу уведомлением о том, что сообщил ее содержание главным послам различных кабинетов, дабы быть уверенным, что точно передал их мысль, и они единодушно ее одобрили и разрешили ему объявить об этом.
Пока в Вене приводили к согласию сторонников войны за Бурбонов, и тех, кто хотел добиться только удаления Наполеона, оппозиция вынудила объясниться британское правительство: кабинет признался в политике войны, и ему удалось вовлечь в нее парламент.
С этой минуты Лондон от лица всей Европы объявил нам войну, и, к несчастью, в это самое время она фактически началась в Италии. Покидая Портоферрайо, Наполеон отправил Мюрату послание, предупредив о своем отъезде с Эльбы и поручив написать в Вену и возвестить о его решимости придерживаться Парижского договора. Он, как мы уже знаем, советовал Мюрату не начинать военных действий первым и если давать сражение, то скорее на Гарильяно, нежели на По. Советы были достойны того, кто их дал, но превышали меру разумения того, кто их получил. При известии о благополучной высадке Наполеона и его вступлении в Гренобль голова Мюрата пошла кругом. Он не сомневался в триумфе шурина и, в возбуждении забывая об австрийцах, терзался страхом, что Италия вернется под императорский скипетр столь же быстро, как Франция, и железная корона вновь ускользнет от него, ибо несчастный мечтал не только сохранить Неаполитанское королевство, но и удвоить или утроить его размеры. И Мюрат не последовал ни одному из благоразумных советов Наполеона. Вначале, при известии о его отъезде, он не отправил в Вену послания и прибег к привычной скрытности. Он вызвал послов Австрии и Англии и объявил, что абсолютно ничего не знает о покушении своего шурина (что было бессмысленной ложью, ибо никто не поверил в его неосведомленность, и лучше было признать правду, чтобы иметь случай известить Австрию и Англию, что их интересы не пострадают).
Затем, когда в успехе Наполеона не осталось сомнений, Мюрат решил не держаться более в удалении от австрийцев на юге полуострова, но тотчас завладеть всей Италией и провозгласить себя ее королем прежде, чем Империя будет восстановлена по обе стороны Альп. Он принял решение выдвигаться немедля, под различными предлогами, которые не должны были слишком смутить Австрию и Англию: он желал обманывать их как можно дольше. Перед этим Мюрат занял Марке в отместку за то, что папа не захотел признать его, и, исходя из этого прецедента, задумал выдвинуть значительные силы к берегам По, заявив Австрии и Англии, что в настоящих обстоятельствах считает должным передвинуться к линии перемирия 1814 года (когда решили, что австрийцы займут левый берег По, а неаполитанцы – правый). Подобное предложение было приемлемо, если Мюрат оставался союзником коалиции против Франции. Он не сказал ничего, что противоречило бы такому предположению, и даже представил англичанам обнадеживающие заверения. Прежде чем отправляться в армию, он поручил регентство своей жене, которая всеми силами пыталась отвратить мужа от безрассудной затеи; но Мюрат не посчитался с ее советами, наделил ее самыми широкими полномочиями и оставил 10 тысяч солдат для охраны Неаполя, что было нелишней предосторожностью при умонастроениях в стране, но могло стать решающим доводом как раз против выдвижения и для сосредоточения сил за Гарильяно. Мюрат располагал примерно 50
