Читаем без скачивания Эгоист (дореволюционная орфография) - Элизабет Вернер

Фрида молча выслушала этотъ выговоръ, но затѣмъ выпря­милась и кратко воскликнула:

— Я не могу!

— Чего ты не можешь?

— Сдержать обѣщаніе, которое дала тебѣ. Ты знаешь, это произошло почти по принужденію. Я съ сопротивленіемъ посл­ѣдовала за тобою, съ неохотою приняла на себя роль, которую ты навязалъ мнѣ разыграть. Но я не въ состояніи продолжать ее, это выше моихъ силъ. Отпусти меня назадъ, на родину, здѣсь я все равно ничего не добьюсь.

— Вотъ какъ? — раздраженно воскликнулъ Густавъ. — Однако великолѣпная исторія! Такъ, значить, ради этого я переплылъ съ тобою океанъ и на жизнь и смерть поссорился съ издателемъ и редакторомъ, которые рѣшительно не желали отпу­скать меня? Такъ, значитъ, ради этого я терпѣливо просижи­ваю здѣсь, въ конторѣ, и позволяю миссъ Клиффордъ выра­жать мне величайшее презрѣніе, третировать меня, какъ безсовестнаго перебѣжчика, чтобы миссъ Фрида, недолго думая, коротко заявила мне „Я не желаю продолжать начатое!“? Ну, нѣтъ, изъ этого ничего не выйдетъ! Нѣтъ, ты останешься здѣсь и доведешь до конца то, что мы начали.

Темные глаза молодой дѣвушки печально и серьезно взгля­нули на говорившего, и въ нихъ можно было прочесть нѣчто вродѣ упрека легкому тону, избранному Густавомъ.

— Не называй меня неблагодарной! — воскликнула она. — Я знаю, что ты сдѣлалъ для меня, но не представляла себѣ, что задача будетъ столь трудна! Я не чувствую рѣшительно ника­кого расположенія къ этому суровому, холодному человѣку и никогда не почувствую его — это я предвижу съ неопровержи­мой достовѣрностью. Если бы я хоть разъ замѣтила теплый огонекъ въ его глазахъ, хоть разъ услышала отъ него сердеч­ное слово, то попыталась бы сблизиться съ нимъ; но эта ле­дяная холодность всего его существа, которую ничто не можетъ согрѣть и нарушить, каждый разъ безгранично отталкиваетъ меня отъ него.

Вмѣсто отвѣта Густавъ взялъ Фриду за руку и, посадивъ ее рядомъ съ собою на диванъ, спросилъ:

— Да развѣ я гаворилъ тебѣ, что твоя задача будетъ легка? Она достаточна тяжела, тяжелѣе, чѣмъ я самъ думалъ, но все же она не неисполнима. Конечно, робко избѣгая Франца, ты ничего не добьешься. Ты должна совершить нападеніе на врага; онъ достаточно прочно окопался, значитъ, нужно штурмо­вать его.

— Я не могу этого! — страстно воскликнула Фрида. — По­вторяю тебѣ, внутри у меня не звучитъ ни одна струнка по отношенію къ нему, а если я не въ состояніи проявить и при­нять любовь, то на что же мнѣ тогда оставаться здѣсь? Тайкомъ, хитростью создать себѣ родной домъ и состояніе? Я увѣрена, ты не можешь желать этого, а если бы и желалъ на самомъ дѣлѣ, то я отказываюсь и отъ того, и отъ другого, если твой братъ предложитъ ихъ мнѣ съ такимъ же безсердечнымъ равнодушіемъ, съ какимъ далъ мнѣ пріютъ въ своемъ домѣ.

При послѣднихъ словахъ Фрида вскочила, но Густавъ спо­койно усадилъ ее на прежнее мѣсто, произнеся при этомъ:

— Ухъ, какъ ты опять взбушевалась, а въ результатѣ опять упрямое „нѣтъ“. Если бы я не зналъ, отъ кого ты унаслѣдовала свое непоколебимое упрямство, твою глубокую страст­ность при всей внѣшней замкнутости, я прочелъ бы тебѣ совсѣмъ иную проповѣдь. Но это у тебя наслѣдственные недо­статки, и противъ нихъ ничего не подѣлаешь.

Молодая дѣвушка обѣими руками охватила правую руку Гу­става и почти съ мольбой обратилась къ нему:

— Отпусти меня назадъ, на родину, прошу тебя! Ничего не значитъ, что я бѣдна! Ты вѣдь не покинешь меня! Да и я мо­лода, могу работать! Тысячи людей находятся въ такомъ же положеніи, какъ я, и должны вступать въ борьбу съ жизнью. Я въ десять разъ охотнѣе сдѣлаю это, нежели подвергнусь необходимости выклянчивать здѣсь, какъ нищая, то признаніе, въ которомъ мнѣ отказываютъ. Я лишь подчинялась твоей волѣ, когда ты повезъ меня къ своему брату; я не нуждаюсь ни въ немъ, ни въ его богатствѣ!

— Но ему нужна ты! — серьезно подчеркнулъ Густавъ. — Вѣдь онъ нуждается въ твоей любви болѣе, чѣмъ ты думаешь.

На губахъ молодой дѣвушки дрогнула горькая усмѣшка.

— Ну, ты ошибаешься въ этомъ! Я еще очень мало знаю свѣтъ Божій и людей, но все же чувствую, что мистеръ Зан­довъ не нуждается въ любви и не требуетъ ея. Онъ вообще ничего въ мірѣ не любитъ — ни Джесси, которая все же выросла почти какъ его дочь на его глазахъ, ни тебя, своего единственнаго брата. Я слишкомъ хорошо увидѣла, какъ чужды вы взаимно и какъ далеки другъ отъ друга. Твой братъ не признаетъ ничего, кромѣ жажды стяжанія, выгоды, а вѣдь онъ уже достаточно богатъ! Правда ли, что онъ состоитъ въ дѣловыхъ связяхъ съ этимъ Дженкинсомъ, что субъектъ съ подоб­ной репутаціей принадлежитъ къ числу его друзей?

— Дитя, ты этого не понимаешь, — уклончиво отвѣтилъ Гу­ставъ. — Человѣкъ, который, подобно моему брату, видѣлъ кру­шенiе всѣхъ своихъ жизненныхъ надеждъ, у котораго счастье превратилось въ горе, а благословеніе — въ проклятіе, — или гибнетъ при подобной катастрофѣ, или оставляетъ въ ней все свое „я“ и выходитъ изъ нея совершенно другимъ существомъ. Я знаю, чѣмъ мой братъ былъ двѣнадцать лѣтъ тому назадъ, и то, что жило тогда въ немъ, не можетъ совершенно умереть. Ты должна пробудить это, и ради этого я привезъ тебя сюда; ты по крайней мѣрѣ должна попытаться сдѣлать это.

Эти слова, сказанныя съ глубокой серьезностью, не оста­лись безъ вліянія на Фриду, но она тихо покачала головой и возразила:

— Вѣдь я — чужа для него и останусь ею. Ты вѣдь самъ запретилъ мнѣ хоть что либо намекнуть ему о нашихъ отношеніяхъ.

— Ну, да, я запретилъ это! Вѣдь если бы онъ уже теперь узналъ правду, то по всей вѣроятности съ большой суровостью оттолкнулъ бы тебя, да и ты, упрямица, не выдержала бы здѣсь болѣе ни минуты, и тогда все было бы потеряно. Но ты должна по крайней мѣрѣ приблизиться къ нему. Вы вѣдь по­чти не говорили другъ съ другомъ. Ты говоришь, что въ тебѣ не звучитъ ни одна струнка; нѣтъ, она должна зазвучать какъ въ тебѣ, такъ и въ моемъ братѣ, и она зазвучитъ, если вы только научитесь смотрѣть другъ другу въ глаза.

— Я попытаюсь, — глубоко вздохнувъ, промолвила Фрида. — Но если я ничего не добьюсь, если я встрѣчу лишь суровость и недовѣріе...

— Тогда ты подумаешь, — прерваль ее Густавъ, — что, зна­читъ, немало погрѣшено противъ этого человѣка — столько, что онъ очевидно имѣетъ право отстраниться съ недовѣріемъ и злобой тамъ, гдѣ другой съ полной любовью открылъ бы свои объятья. Ты въ этомъ неповинна; ты страдаешь за чужую вину, и она всей тяжестью падаетъ на тебя.

Молодая дѣвушка ничего не отвѣтила, но изъ ея глазъ выкатилось нѣсколько горячихъ слезинокъ, а ея голова при­слонилась къ плечу Густава.

Послѣдній, успокаивая ее, сталъ тихо гладить ее по головѣ, говоря: