Читаем без скачивания Дочь полка - Дана Перловская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно, – быстро закивала головой та.
– Я вас прошу! – послышался грубый мужской голос. – Мне надо в бой!
Катя обернулась и увидела Матвея Воробьенко, который горячо спорил с Марией. Боец пытался встать с кровати, но перевязанная нога даже не могла сдвинуться с места:
– Да разбинтуйте-же эту поганую ногу! – ругался он. – Чтоб она, зараза такая, провалилась! Я могу! Мне в бой надо!
– Я тоже могу! – поддержал Лукиан. – И я тоже могу!
– Да ты в бреду валялся два дня! – оторвалась от дел Василиса и стала помогать подруге бороться с неугомонными пациентами. – Вы все недавно поступили! Нам ли не знать о вашем состоянии?
Тут вдали прогремел первый взрыв. Наши начали бой. В палатке повисла тишина, Катя и Горнеева вздрогнули, Матвей замер с поднятой рукой. Взгляды всех устремились в сторону звука. Повисла пауза, после которой часто начиналось сражение. И вот пошли выстрелы. Но этот шум только добавил дров в костёр:
– Там наши гибнут, значит, а мы тут состояние здоровья измеряем! – вернулся к спору Воробьенко. – Я не могу сидеть с какой-то ногой, когда мои товарищи сражаются!
В эту секунду ещё трое солдат, которые тоже считали свои раны незначительными, вступили в спор. Как поняла Катя, им было неудобно и даже стыдно лежать с такими «пустяками», когда другие воюют за Отчизну. Разумеется, им хотелось помочь товарищам, побить врага, да ещё перед глазами было столько красочных примеров проявления героизма. В батальоне любили читать газеты, да что там в батальоне, весь СССР обсуждал статьи из той-же «ПРАВДЫ» или «ЗА РОДИНУ». И там печаталось о разных подвигах солдат и простого советского народа. От одной строки волосы вставали дыбом: «С оторванной рукой он продолжал поддерживать связь…», «Игорь Иванушкин принял решение взорвать себя в окопе врага…». И так далее и тому подобное. Также немало девочка слышала от бойцов о свершениях детей в партизанский отрядах. Такие истории приходили из других батальонов, где прибывшие солдаты их и рассказывали. Запомнился Кате случай, когда как раз в таком отряде девятилетний мальчик с прострелянной два раза ногой, дополз под прицельным обстрелом до немецкого танка и кинул в машину гранату. Ему было всего девять, а тут взрослый солдат вынужден сидеть, сложа руки. Как тут не взбунтоваться? В палатке пошли разногласия. В речи бойцов проскакивали забористые выражения, Горнеева уже стояла рядом с Марией. Все они не то чтобы кричали, просто разговаривали на повышенных тонах. Как оказалось, такое в медпункте случалось не впервой: в период затишья пациенты только поднимали эту тему, но не сильно входили в дебаты с врачами, но как только слышались первые звуки боя – тут всё, как с цепи сорвались. Катя не совсем понимала, что твориться в голове у людей, когда они идут навстречу врагу, когда даже раненными продолжают вести бой, когда принимают решение убить себя, ради спасения других. Девочка вся тряслась, когда оккупанты просто подзывали её к себе. А в её родной стране все были готовы биться с врагом до последнего. В такие моменты она тоже чувствовала вину и представляла, как тоже возьмёт в руки автомат и уничтожит всех тех, кто заставил её семью страдать, кто уничтожил всё, что у неё было. Разрешилась грызня резко и без победителей: в палатку стали поступать раненые. Первыми занесли Данила Колотыева с туго перемотанным животом. Он был без сознания, на лицо съезжал шлем, был только виден полуоткрытый рот. За ним раненного в лопатку Рожкова Тимура, которого Катя видела всего однажды. Солдат был в сознании, и крепко сжав зубы, выдавал громкое и надрывное мычание. А следом Семёна Петрова с прострелянными ногами. Он, как и Данил, был без сознания.
– Этого сразу на стол! – указала на Колотыева Мария Фёдоровна.
По её просьбе солдата сразу понесли во второе отделение палатки. Остальных положили на кровати ждать своей очереди.
* * *
Алёна Маренко аккуратно спустила в окоп за собой Булынченко Евгения. Ему осколочным оторвало ухо, боец истекал кровью. Прогремел взрыв, сверху комьями на голову и за шиворот посыпалась земля, девушка прикрыла собой раненого. Не хватало ещё заражения крови. Бой шёл уже больше часа. Мимо протискивались бойцы, тащили снаряды. Нужно было где-нибудь укрыться. Медсестра с солдатом с трудом заползла в одну из пустующих ниш, которая предполагалась для хранения боеприпасов, но сейчас там ничего не было. Она села у входа углубления, разместив своего подопечного полностью в укрытии. Положение было весьма неудобным, но как же без этого? Алёна положила к себе на колени голову бойца и закопошилась у себя в сумке. Достав все нужные принадлежности, она принялась за лечение. Снова взрыв. Девушка вжала подбородок в грудь. Неподалёку неровным шагом, прикрывая голову, продвигался Сорокин. Он добрался до миномёта, которым управляли Фокин и Тараненко Сергей:
– Не туда метишь! – пытался изо всех сил перекричать шум боя Иван.
– Что? – переспросил Тараненко.
– Правее бей! – крикнул тот и стал махать правой рукой в правую сторону. – Право! Право!
До бойцов наконец дошло то, чего от них хотят и стали выполнять указания. Николай Лурин подал снаряд, и бойцы зарядили пулемёт.
– Пошёл! – крикнул Егор и через секунду машина выстрелила.
Бойцы прижали шлема к голове и пригнулись. Николай подал ещё снаряд. Солдаты прицелились и ещё раз бабахнули.
Александр спустился в укрытие, к нему подбежал Матвей Липтенко.
– Держаться! Осталось совсем немного! – крикнул он. – Не расслабляемся! – он проверил магазин своей винтовки. Там было пусто.
Командир достал патроны и стал заряжать оружие, а затем встал и принялся стрелять по фашистам. Винтовка дёргалась от отдачи. Немцы вскрикивали и падали на землю. Но были и промахи. Вне окопа велись и рукопашные бои. Летаев, повалив врага на землю, воткнул нож ему в грудь. Он быстро слез с поверженного немца и, в полусогнутом состоянии, побежал к своей винтовке, которую у него ранее выбили. Неподалёку взорвалась граната, Фёдор вместе с остальными упал на землю, закрыв голову руками.
– Не подпускать ближе! – командовал Резанцев. – Подпустим – не отобьёмся!
* * *
И опять раздаются душераздирающие стоны бойцов, снова пахнет кровью. Как только у медсестёр, у этих хрупких девушек, не дрожит рука, не сдают нервы, когда достают из несчастного человека пулю? Катя отжала тряпку и принялась вытирать грязь с лица Петрова. С него уже сняли верх военной одежды. Солдат лежал в белой, потной и потёртой рубахе. Штаны от формы оставили, ведь в ноги попало пулями. Их туго
