Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отъезд Наполеона исполнил удовлетворения Фуше, который почувствовал себя почти императором после изгнания из Парижа того, кто был им столь долго. Поскольку Наполеон уехал и был готов, похоже, покинуть не только Париж, но и Францию, следовало пойти навстречу его желаниям. Однако Фуше испытывал двоякое опасение, которым с легкостью поделился с коллегами. Он боялся, как бы в уединенном Мальмезоне Наполеон не подвергся какому-нибудь посягательству роялистов или бонапартистов; первые могли напасть на него из желания навсегда избавить от него свою партию, вторые – напротив, из желания поставить его во главе приближавшейся армии, чтобы в последний раз испытать судьбу. Фуше не намеревался ни отдавать его убийцам, ни возвращать отчаянным сторонникам империи. Он задумал поместить Наполеона под охрану генерала Беккера, человека выдающихся моральных и военных качеств, беспримерно лояльного и неспособного припомнить, что в 1809 году он подвергся опале. Именно такой человек подходил для подобной миссии, ибо впечатление, что к Наполеону приставляют тюремщика, возмутило бы всех порядочных людей.
Утром 26 июня маршал Даву вызвал Беккера и объявил о вверенной ему миссии, определив две ее цели: защитить Наполеона и помешать смутьянам возбудить беспорядки с помощью его славного имени. Затем он приказал генералу незамедлительно отправляться в Мальмезон. Беккер повиновался с сожалением, но всё же согласился принять навязанную роль, потому что охранять особу павшего великого человека было почетно, а предотвратить беспорядки – патриотично. Ему заявили, что оба указанных фрегата будут предоставлены в распоряжение императора, но для обеспечения свободы их передвижения у Веллингтона запрошены пропуска, и если Наполеон соблаговолит немедленно отправиться в Рошфор, то сможет дождаться пропусков на рейде.
Впоследствии Фуше обвиняли в желании сдать Наполеона англичанам, поскольку своим запросом пропусков он уведомлял их об отъезде. Между тем это предположение, допустимое вследствие двусмысленного поведения Фуше, совершенно ошибочно. Он послал в лагерь англичан генерала Тромелена, бретонца и роялиста, чтобы получить паспорта, которые позволят Наполеону целым и невредимым удалиться в Америку, и по тому же случаю попытался узнать планы английского главнокомандующего относительно будущего правления во Франции. Фуше действовал таким образом, потому что ошибочно полагал, что англичане, обрадовавшись избавлению от Наполеона, поспешат предоставить пропуска. Мера предосторожности, принимавшаяся Фуше ради того, чтобы предотвратить пленение Наполеона и заранее снять с себя подозрения в ужасном вероломстве, потерпела двоякую неудачу, ибо она одновременно обнаружила отъезд Наполеона и навлекла на Фуше подозрение в том, что он предал того, кого пытался спасти. Адмирал Декре, не доверявший предосторожностям Фуше, полагал, что Наполеон будет в большей безопасности на каком-нибудь торговом судне, нежели на военном, открыто перевозившем знаменитого беглеца. Он вступил в сообщение с американскими торговыми кораблями, стоявшими на рейде в Гавре, и получил предложение тайно и безопасно перевезти Наполеона в Нью-Йорк от двух из них. Декре довел эти предложения до сведения Наполеона вместе с предложениями временного правительства.
Объявление о прибытии генерала Беккера вызвало в Мальмезоне горестное удивление. Подумали было, что Фуше прислал тюремщика. Наполеона в Мальмезоне сопровождали несколько верных служителей, военных и гражданских, в большинстве своем молодых и способных на самые дерзкие поступки. Довольно было одного его слова, чтобы они отказались признавать полномочия Беккера. Наполеон их успокоил и захотел прежде объясниться с генералом. Он принял его вежливо и сдержанно; но при виде его волнения вскоре признал в нем лояльнейшего из людей, стал обращаться с ним дружески и вступил в откровенные объяснения. Наполеон охотно соглашался уехать и даже этого желал, но не верил в получение пропусков, опасался, что его станут держать узником на рейде и затем сдадут англичанам вследствие вероломства Фуше. Он мог принять предложение американцев из Гавра, но тайный побег на торговом судне казался ему недостойным его величия. Он поручил Беккеру вернуться в Париж и объявить временному правительству, что Наполеон готов уехать при условии, что сможет располагать фрегатами тотчас же, но если ему надлежит дожидаться приказа к отъезду, он предпочитает ждать не в Рошфоре, а в Мальмезоне.
Генерал Беккер помчался в Париж выполнять поручение. Но Фуше настоял на своем, сказав, что его не волнует возможное обвинение в том, что он сдал Наполеона англичанам, посадив на корабль без пропусков; что пропуска к тому же уже запрошены и ответ должен прийти без промедления. Этого ответа приходилось дожидаться, а тем временем Наполеон должен был оставаться в Мальмезоне.
Избавление от Наполеона в Париже было большим облегчением для роялистов и Фуше. Добившись отъезда Наполеона, он уже не спешил завершать кризис, ибо, хотя и считал Бурбонов неизбежными, был не прочь, чтобы сам ход событий породил других кандидатов на верховную власть. Помимо этой причины не торопиться у Фуше была и другая, более здравая и положительная. Покорившись неизбежному возвращению Бурбонов, он хотел постепенно подвести к осознанию этого факта исполнительную комиссию и палаты, а кроме того, успеть сделать возвращение как можно более выгодным для себя. Что до исполнительной комиссии, трое из пяти ее членов – Карно, Кинетт и Гренье – чистосердечно верили, что посредством вооруженного сопротивления одновременно с переговорами можно избежать жестокой необходимости снова соглашаться на Бурбонов. Только Коленкур со всей ясностью видел эту необходимость и предоставлял Фуше действовать, желая извлечь из этих печальных конвульсий только некоторое облегчение участи Наполеона. При трех из пяти голосов против и отвращении палат к Бурбонам Фуше вынужден был тянуть время.
Но проволочки не устраивали роялистов, охваченных небывалым нетерпением. Они требовали, чтобы дю Бошаж немедленно приступал к делу, а тот, в свою очередь, нетерпеливо ждал сигнала от Витроля и маршалов Удино, Макдональда и Сен-Сира. Витроль умолял их не совершать неосмотрительных действий, ибо они могли навлечь на себя ярость федератов, просветить палаты насчет подготавливавшихся событий и, быть может, предопределить реакцию в пользу Наполеона, поставив под угрозу результат попыткой его ускорить. Рекомендуя своим друзьям терпение, Витроль вел себя с Фуше обратным образом и торопил его провозгласить Людовика XVIII под весьма благовидным предлогом: дабы предотвратить вторую Реставрацию руками держав-союзников, приписать ее заслугу себе и избавить Бурбонов от досадной видимости восстановления руками врагов. Доводы были справедливы, но хоть и предоставляли мотивы для действий, не предоставляли к тому средств. Подобное предложение исполнительной комиссии можно сделать, твердил Фуше, только опираясь на доказанную невозможность сопротивления армиям коалиции. А о невозможности сопротивления мог авторитетно заявить только один человек – военный министр Даву. Его обязанности,
