Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но обжигают горшки не только боги. История глиняного искусства, опись греческих и грузинских кувшинов, справочник форм, это не религиозный словник. Это лишь проповеди о глине и тех предметах, что сделаны из неё. Глина — то вещество, что ассоциируется с прахом, с веществом, из которого сделан человек, и в которое он всегда обращается.
Вся эта посуда, гончарные колокола, изразцы и безделушки из глины суть только модели человека. В них просто забыли вдохнуть душу или решили не тратить лишнее на брак.
Говоря о лагушке — сосуде для дегтя — мы плавно подбираемся к дырке, к цели нашего повествования. А значит к человеку. И говоря о красноглиняных кувшинах «тьмутараканского типа», в которых возили и нефть мы делаем шаг к современному человеку. Тоже — о православных елейниках и кацеях-кадильницах. Потому глиняная посуда — одна из самых гуманистических. Она приближена к человеку, к его телу и душе. В этой посуде холодное — холодно в жару, а горячее — горячо на морозе.
Вот и теснятся на полках горшки-макитры, кухли для кваса, гречишники с носиком для молока, квашни, что также зовутся опарницами, растворницами и розливами, маленькие горшки с высоким горлышком — махотки, большие горшки — братины, самогонные гляки.
Один гончар писал о своей посуде так: «На Руси каждый сосуд «знал свое блюдо», и я не думаю, что это нужно объяснять, пища пропитывала стенки сосуда, отсюда и необычный аромат приготовленных в керамической посуде блюд. Периодически неглазурованную посуду дезинфицировали. Каждая хозяйка несколько раз в году прокаливала горшки в русской печи, поставив их на под вверх дном. А одних горшков в хозяйстве было с десяток. Это и горшок-кашник, и горшок-луковник, и горшок-братина, и горшок для щей».
Но главной сакральной посудой среди них — квасник.
А квасник… Квасник похож на дырку от бублика, и на сам олейниковский бублик, что тянется из одного куска глины. В дырку квасного бублика клали кусок льда, завернутый в ткань.
Лёд истекал, как человеческая жизнь. Квасник — будто клепсидра, мерил жизнь льда и холод кваса.
Сосуд этот остаётся самым сложным для гончара. Но уж коли он вышел боком, подбоченясь, показал миру свой бубли, то внутри его должен плескаться квас, который то же, что и хлеб, только хлеб, разбавленный водой. Квасник и хлеб обручены навеки. Не завидую сумасшедшим, кто будет уверять, что в жару квас для окрошки можно хранить в пластиковых бутылках, что лежат в урчащем нутре холодильника. Так говорят только упыри, что извели чудесные квасники. Упырей нужно приструнить, а потом воздать хвалу гончарному делу.
Итак, квасник — это загадочный и мистический сосуд с дыркой посередине — непостижимый, как тайна русской души.
06 ноября 2003
История про Отчества
…Знаменитейший некогда бомбовоз, господа. Личный Его Императорского Высочества Принца Кирну Четырех Золотых Знамен Именной Бомбовоз «Горный Орел»… Солдат, помнится, наизусть заставляли зубрить… Рядовой такой-то! Проименуй личный бомбовоз его императорского высочества! И тот, бывало, именует…
А. и Б. Стругацкие
Мы забыли титулы прошлого. Понятно, что людей, видевших убиенного Государя императора в наличии нет. Но вот титулы недавнего прошлого — куда подевались они?
Немногие нынче могут правильно титуловать Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева. Один норовит что-то выпустить, другой назначит его Председателем Совета министров. Должность, кстати, знавшая множество примечательных имён и отчеств.
Да что там титулы — мы забыли отчества, забыли отчество Виссарионович, и отчество Ильич.
Загадочная станция Ерофей Палыч на Транссибе утеряла биографию своего героя. От жены Аввакума осталось только отчество — Марковна.
Бродский говорил о том, что свобода начинается тогда, когда забываешь отчество тирана. Понятно, что имел в виду Иосиф Александрович, но интуитивно ясно, что в России может быть один Фёдор Михайлович и один Александр Сергеевич. Русская традиция Имён и Отчеств не ограничивалась Брежневым. Писатели были также тиранами высшей категории, их отчества-титулы провалились куда-то вместе с нашим Отечеством на четыре буквы.
Но очень часто человеку хотелось освободиться не только от персонажей современности, но и от необходимости знать и употреблять в разговоре Лаврентия Павловича и Лазаря Моисеевича.
А западному человеку — что Лев Николаевич скажи, что Фёдор Михайлович. Ему что твёрдый шанкр покажи, что мягкий. Он никого по отчеству не угадает. У него свобода в кофейной чашке, у него память коротка, как жизнь пластиковой упаковки, у него отчества нету.
Отечество у них такое.
06 ноября 2003
История про экспатов
Мы пошли в зимний поход с экспатами. Экспаты — это люди странной зарубежной национальности, что не имеют постоянного пристанища и живут в московских офисах.
Однако, в метро я сразу же увидел Жида Ваську с бутылкой водки и Хомяка в белоснежном пушистом ватник. Мы сочли запасы — у меня была большая армейская фляжка, Васька припас бутылку, заткнутую газетой, а Хомяк прикупил изысканную настойку одеколона на фуа-гра в изящном флакончике.
— Зря ты оделся в белое, — сказал я, когда мы сняли пробу.
— Ничего, — ответил Хомяк. — Белый цвет, кстати, известный символ траура.
Он вообще у нас жутко догадливый.
Правда, одна канадская старуха смекнула что к чему, и отказалась идти в лес. Она потопталась у платформы, да и уехала обратно — спаслась.
Вскоре южный кореец, который руководил путешествием, поскользнулся и стукнулся головой о какой-то металлический швеллер, которые у нас обычно торчат на обочинах лесных тропинок. Он залился кровью, и две американки бросились промокать её гигиеническими прокладками. Южного Корейца перевязали и он стал похож на Корейца Северного, пострадавшего в боях на 38-ой параллели.
Интереснее всего, что кореец повредился внутренностью своей головы, и пошёл по лесу зигзагами, постоянно меняя направление. Время от времени он ложился на снег и смотрел в холодное московское небо, а потом опять рыскал по лесу как заяц.
Нам-то было всё равно — мы смотрели на хмурый лес и чёрные ветки кустарника. Экспаты в ярких куртках были похожи на кисть рябины в этой белизне.
Потом сломал ногу наш француз. Он свалился в овраг был похож на карася в сметане, которого один романист сравнил с дохлыми наполеоновскими кирасирами образца 1812 года.
Я философски сказал, что французам редко везло под Москвой. Хомяк и Жид Васька со мной согласились и мы выпили — я из фляжки, Васька из бутылки, а Хомяк из изящного флакончика. Мы решили, что француз замёрзнет достаточно быстро,