Читаем без скачивания Слепое правосудие - Уильям Бернхардт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Декарло проводил Бена до дверей.
– Если хотите, я пришлю приглашение также и для вашей подруги.
– Нет, у меня нет... – Бен замялся. – Вы говорите, что прием состоится в загородном клубе?
– Совершенно верно. Мы его зарезервировали на весь день.
– Шикарное мероприятие?
– В Тулсе ничего подобного еще не было.
– Тогда пошлите, пожалуйста, приглашение на имя Харриет Мармелстейн. Полагаю, адрес у вас имеется, – улыбнулся Бен.
Глава 19
Джонс оставил на автоответчике сообщение: Александер Мольтке потребовал собрать всех на совещание до начала предварительного слушания. Явиться ровно в 8.30 утра, в библиотеку здания суда.
"Если Мольтке созывает совещание, значит, он готов предложить сделку, – размышлял Бен. – И следовательно, Мольтке сознает некоторую слабость своей позиции. Допускает возможность неудачи..."
В 8.35 Бен вошел в зал библиотеки. Ослепленный ярким светом, он услышал громкий голос Мольтке, вибрировавший в микрофоне:
...еще меньше я уверен, леди и джентльмены, в том, что в этом доме правосудия, где смертным порой удается достичь известной степени земной справедливости, виновные будут наказаны.
Бен заморгал, ослепленный ярким светом юпитеров. Наконец он смог рассмотреть присутствующих. Оказалось, что его окружают репортеры, вооруженные микрофонами и мини-камерами. Постепенно до него стало доходить, что же происходит в зале библиотеки.
Они хотели обвести его вокруг пальца. Это же настоящая пресс-конференция, черт бы их побрал! Пресс-конференция!..
– Вижу, наконец-то прибыл мой уважаемый оппонент, – произнес Мольтке своим могучим голосом. – Должен заметить, что временами я прихожу в отчаяние, глядя на нашу молодежь. Затрачивается уйма энергии для достижения ничтожных целей. Мой уважаемый оппонент недавно работал в очень известной юридической фирме, но после того, как его оттуда уволили, мистеру Кинкейду в связи с финансовыми трудностями пришлось взяться за сомнительные дела. Он помогает некоторым излишне либеральным судьям возвращать преступников на улицы города.
– Я возражаю! – резко заявил Бен.
Репортеры расступились, давая ему возможность выйти вперед.
– Согласно конституции, каждому обвиняемому гарантируется право иметь адвоката!
– Я вовсе не подвергаю сомнению права ваших подзащитных. Однако я безмерно рад, что не являюсь одним из них.
Будь я вашим подзащитным, не знаю, как бы я спал по ночам...
Щеки Бена вспыхнули от гнева.
– Как суд может быть эффективным механизмом и добиваться справедливости, если такие дешевые политики, как вы, убеждают адвокатов отказаться от защиты своих клиентов?
Засуетились репортеры, засверкали вспышки мини-камер.
Кто-то из телевизионщиков сунул микрофон под нос Бену – готовилась сенсация для шестичасовых новостей.
Спокойно глядя в камеру, Мольтке произнес:
– Сынок, не мути воду. Вы делаете свою работу, а я свою! – Он наклонился вперед. – Но здоровая часть общества уверена, что в Тулсе восторжествует правосудие! Пагубная зараза из Южной Америки, отравляющая наше общество, будет уничтожена.
Я вам обещаю! – Мольтке улыбнулся. – На сегодня все. Я отвечу на ваши вопросы, леди и джентльмены, после окончания слушания дела.
Бен не страдал клаустрофобией, но сейчас он мог поклясться, что стены и потолок зала в магистрате, где проходило слушание, давят на него, грозят раздавить.
Начать с того, что зал был действительно очень невелик, а масса набившегося сюда народа делала это помещение еще меньше. Все старались протолкнуться поближе! Все говорили одновременно! От этой какофонии у Бена сразу разболелась голова. Он нервничал, тошнота подступила к горлу, вспотели ладони.
А Кристина опаздывала. Опять!
Команда обвинения состояла из Мольтке и еще двух человек. Все трое казались очень уверенными в себе. Майры среди них не было.
К удивлению Бена, Мольтке неожиданно подошел к его столу:
– Доброе утро, мистер Кинкейд.
– Сукин сын, вы меня подставили!
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы ведь пригласили меня на переговоры. А оказалось – заманили в ловушку.
– Моя пресс-конференция продолжалась дольше, чем я предполагал.
– Вы все заранее спланировали, решили набрать за мой счет несколько лишних очков в шестичасовых новостях.
– Мне жаль, что вы так к этому относитесь, молодой человек. Люди имеют право на информацию.
– Профессиональная этика запрещает проведение пресс-конференций и любых заявлений для прессы до предъявления обвинений в убийстве.
– Попытайтесь это объяснить прессе.
– Где Майра?
– Майра? Майра – прекрасная девушка, немного молода, конечно, по подает надежды. Под моим руководством она добьется успеха.
– Мольтке, я требую, чтобы вы прислали Майру.
– Майра будет на заседании в восемь тридцать, во время слушания ходатайства о выпуске подсудимой на поруки. Сейчас же – другое заседание.
– Значит, это заседание будет снова освещаться в прессе?
Поэтому вы и избавились от своей помощницы – чтобы одному купаться в лучах славы?
– Если хочешь чего-нибудь добиться в этой жизни, научись извлекать выгоду из всех возможных ситуаций. Уверен, что с годами вы это поймете.
– Послушайте, Мольтке, нам нельзя так долго говорить.
Журналисты могут подумать, что вы предлагаете мне сделку.
– Сын мой, я действительно хочу вам ее предложить. – С этими словами он обнял Бена за плечи и увлек его в коридор. – Хочу сделать вам предложение, которое и вас и меня избавит от серьезнейших затруднений.
Бен подозрительно на него посмотрел:
– Предлагаете вступить с вами в переговоры о признании вины моей клиентки?
– Нет, сын мой, это не переговоры о признании вины. Попытайся я предложить вам подобную сделку, пресса тотчас бы повесила сушиться мой скелет! Я всего лишь предлагаю вам упростить процессуальную волокиту.
– Упростить?
– Давайте сделаем следующее: вы не будете требовать отклонения предъявленных нами доказательств вины, а я, в свою очередь, избавлю вашу клиентку от необходимости выслушивать неприятные для нее обвинения.
– Не уверен, что понял вас, – сказал Бен.
– Вкратце я имею в виду следующее: если после того, как мы выложим на стол часть наших доказательств, вы потребуете процессуального отвода, тогда мы предъявим все, что имеем против нее. Но зачем нам устраивать спектакль. Соглашайтесь не выдвигать встречного ходатайства, и тогда мы избавим вашу даму от ненужной нервотрепки. Это гуманный подход. Так вы согласны?
– Послушайте, – сказал Бен, снимая со своего плеча его руку. – Не так уж я зелен, как вам кажется.
– Что вы имеете в виду? – отпрянул Мольтке.
– Проваливайте подальше со своим предложением.
– Мне казалось, это было бы гуманно...
– А по-моему, вам кажется, что меня легко надуть. Просто вы не хотите открыть все ваши карты, выложить на стол доказательства ее вины. Отклонить обвинения – моя единственная возможность заглянуть в ваши карты, если учесть, что до сих пор ваши люди отказывались от всякого сотрудничества со мной.
– Я просто пытался оградить вашу клиентку от...
– Я знаю, чего вы добиваетесь, Мольтке. Ваши планы не имеют ничего общего с поисками правды.
Мольтке помрачнел.
– Молодой человек, вы совершаете серьезную ошибку. Обвинение располагает неопровержимыми доказательствами...
– Поживем – увидим. А теперь мне надо просмотреть мои записи, прошу меня извинить.
Мольтке удалился, сокрушенно покачивая головой. Через несколько минут бейлиф открыл дверь и попросил всех встать.
В зал вошел магистрат Гулд, еще сравнительно молодой человек, лет тридцати пяти. Бен прежде с ним не сталкивался. Он был назначен на эту должность месяцев восемь назад. О нем говорили, что он являет собой худший образец судьи: нудный, сварливый, грубый и чрезмерно строгий.
Прежде чем взять в руки папку с делом, Гулд спросил у бейлифа, где обвиняемая.
– Я уверен, она сейчас появится, – сказал Бен.
– Но слушание должно было начаться еще десять минут назад. Она опаздывает.
Бен решил, что лучше не упоминать о том, что его честь тоже изволил опоздать.
– Сэр, я уверен, и раньше случалось, что участники слушания опаздывали.
– Да, верно. Вчера обвиняемый опоздал на десять минут на слушание о его заключении под стражу.
– Ну, вот видите.
– Я отклонил его ходатайство о выплате залога и применил санкции в отношении его адвоката.
Бен нервно повел шеей и поправил галстук. Внезапно Гулд наклонился над столом и громко произнес: