Читаем без скачивания Фаюм - Евгений Николаевич Кремчуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Странные дела, – через некоторое время прошептал Илья, склонившись к соседу и обводя глазами затылки сидящих впереди пассажиров, – вроде я не знаю здесь никого. Ну кроме тебя. А когда пробирался по салону, было такое ощущение, что все лица знакомые. Может, конечно, где-то в городе видел. Но никого не помню, не могу вспомнить, это точно. И в то же время как будто знаю каждого. У тебя бывает такое?
– Э, нет. У меня память, как цемент: уж если вляпался кто-то – то навек. Но вообще в проекте «Карамзин» и не такое бывает. Есть тут такая своя аура, что ли…
– А как тебе Комарович? – опять помолчав, спросил Илья.
– О, Комарович – великий человек! – В голосе моряка не было ни нотки иронии. Он говорил совершенно спокойно, буднично. – Серьезно. Есть всего два человека на свете, которыми я безоговорочно восхищаюсь и перед которыми преклоняюсь. Ладно, три. Это мой отец, это мой комбриг и это Петр Леонидович. Ну, во-первых, не знаю, известно тебе или нет, он слепоглухой от рождения…
– Да. – Илья кивнул.
– То есть он может общаться с обычным человеком, как ты или я, который не знает этого их языка касаний, только через свою помощницу. Арина ее зовут, кажется, его дальняя родственница, двоюродная племянница или что-то такое. Я особо подробностями не интересовался. Красотка она, кстати, чисто киношная – эх, не будь я человек семейный!.. Так что ты уж там осторожнее, не влюбись! – Николай многозначительно усмехнулся. – Ну и вот, Петр Леонидович – он же совершенно от тебя изолирован. Но рядом с ним всегда такое ощущение, знаешь: он тебя не видит, он тебя не слышит, но через пять минут разговора он знает тебя лучше, чем ты сам.
– Проницательность?
– Проницательность – ну да, отчасти. Но кроме того, он еще как будто предуведомлен о тебе. Он чувствует тебя на какое-то время вперед. Не на год, не на час, понятное дело. Но все равно. Это трудно объяснить. Вот смотри. Например, дали тебе двухцветный карандаш и предложили написать на белом листе любое слово. И ты сам еще даже не решил, что именно написать, а он, представь, уже знает – только не слово твое, а то, какой стороной грифеля ты повернешь карандаш – красной или синей. Заранее знает. Я всегда удивляюсь, но в этом нет никаких фокусов и никакой мистики, он просто как-то предчувствует тебя немного наперед. Ну и потом, Комарович, конечно, человек выдающегося ума и воли. Пока уж верь мне на слово, но очень скоро ты сможешь убедиться в этом сам. – Он отодвинул шторку и бросил взгляд в окно. – Да тут уже рукой подать, подъезжаем.
Хозяева ждали их у высокого крыльца между колонн, Арина держала Петра Леонидовича за руку. Они были похожи на сошедшие с постаментов статуи. Худой старик с редкими волосами до плеч, абсолютно неподвижным лицом и бесцветными мертвыми глазами, которые, казалось, скульптор вырезал на этом лице не слишком-то умело. Между тем во всей фигуре и позе старика чудились скрученные жилы таинственной власти, унаследованной им от навсегда исчезнувших богов прошлого. Молодая темноволосая женщина рядом с ним была одета в короткое платьице, подчеркивавшее линии сильного тела изумительной, немыслимой красоты и изящества. Она была младше Ильи лет на пять, может быть на семь. Совершенство жизни и молодости воплотилось в каждой черточке ее лица. Видимо, она подала Комаровичу знак – когда гости приблизились, тот хриплым и скрипящим голосом произнес несколько слов приветствия. Было ясно, что сам он себя не слышит. И что это его совсем не заботит. Затем Арина так же коротко обратилась к ним, сообщив, что персонал сейчас проводит всех в отдельные комнаты, где у них будет достаточно времени, чтобы расположиться, и назначила час общего ужина. Речь ее была похожа на глубокий глоток черешневого сока. Когда гости поочередно проходили мимо, Арина с улыбкой юной черкешенки ласково кивала каждому из них. Чтобы такая улыбка была только твоей, подумал Илья, можно отдать половину империи. Эти ноги, подтвердил другой, стоят того, чтобы бросить к ним половину мира.
6После ужина все перешли в просторную гостиную и расположились на глубоких кожаных диванах, расставленных открытым квадратом. Хозяин усадьбы пришел об руку со своей молодой помощницей и сел в кресло напротив. Сама Арина устроилась рядом и вложила свою ладонь в его. Быстро стихли последние принесенные из столовой разговоры, и стало слышно, как потрескивают свечи.
– Итак, – сказала Арина, – дорогие наши гости, уважаемые персонажи, позвольте представить вас друг другу. Обращаю внимание тех, кто с нами впервые, а для старых участников напоминаю – с этой минуты мы просим вас обращаться друг к другу только по игровым именам. И желательно, чтобы все ваше общение между собой происходило исключительно в рамках легенды. Не по форме, а по содержанию. Никого из вас больше нет, вашего времени больше нет. Зажмурьтесь. Представьте, будто по щелчку под каждым из вас вдруг исчезает пол и вы, как в колодец, проваливаетесь туда, где начинается наша история. Глаза закрыли вы – а откроют их через мгновение ваши персонажи.
Она обворожительно улыбнулась, подняла руку и легко щелкнула пальцами.
Илья распахнул глаза и уже не мог отвести взгляда от Арины, вслушиваясь в каждое ее слово, как в инструктаж стюардессы перед полетом. Она называла имена, и карамзинисты поднимались один за другим и зачем-то оставались стоять, врастая в сгустившихся сумерках в назначенные им славные тени. Князь Сергей Трубецкой, полковник лейб-гвардии Преображенского полка, ветеран тайных обществ. Несколько дней назад заговорщики избрали его диктатором восстания. Им написан черновик манифеста, с которым Сенат должен будет обратиться к народу. Им разработан военный план действия, где всем заговорщикам и гвардейским полкам, на какие они могли рассчитывать, отводились свои строго определенные роли. Князь Евгений Оболенский, поручик, старший адъютант командующего гвардейской пехотой генерала Бистрома, один из учредителей и ревностных членов Северного общества. Целеустремленный прагматик с деятельным основательным умом. Тверд, решителен и совершенно неутомим. В последние дни перед выступлением именно он осуществлял координацию заговорщиков, к нему сходились все нити управления. Главный орган нервной системы заговора, он был назначен Трубецким начальником штаба восстания. Кондратий Рылеев – тут пришел и его черед подниматься, он встал, слегка поклонившись Арине и остальным, – подпоручик в отставке, правитель канцелярии и акционер Российско-Американской компании, ведущей дела на Дальнем Востоке и на Аляске, поэт, издатель альманаха «Полярная звезда». Фанатично предан владеющей им идее – смене образа правления в России на республиканский, в чем видит он главную пользу для Отечества, погрязшего в беспорядке и злоупотреблениях. Дерзок – тут Арина бросила на него быстрый лукавый взгляд – и резок на словах и на письме, ловок и честолюбив, готов без колебаний жертвовать собой и другими. Рылеев – пружина всей деятельности тайного общества в последние годы и особенно в последние две недели, в дни междуцарствия – после того, как в столицу пришло известие о кончине императора Александра в Таганроге. Павел Пестель, полковник, командир Вятского пехотного полка, лидер Южного тайного общества. Был арестован тринадцатого декабря на юге по дороге в Тульчин, где располагался штаб 2-й армии. Однако Петр Леонидович, как мастер, полагая несомненным опосредованное участие Павла Ивановича в наших событиях, включил тень Пестеля в число действующих лиц. Исполнитель – она указала рукой в сторону Рылеева и, кажется, едва заметно подмигнула ему в эту секунду – перед вами. Возможно, такое решение покажется вам неожиданным, но для нас оно выглядит изящным. Пестель человек просвещенный, хитрый, решительный и настойчивый. Чертовски умен, обаятелен и красноречив, способен увлекать за собой словом и делом – готовностью действовать решительно и жестко, даже жестоко. Но только тогда, когда видит реальные шансы на успех. Твердый сторонник ликвидации императорской фамилии.
Ну и раз уж мы об отсутствующих… Иван Богданович, капитан, командир роты лейб-гвардии Измайловского полка. Болезненно впечатлительный, он мнителен и эмоционально неустойчив. Относился к декабристской периферии, однако руководители заговора возлагали на него как на ротного командира