Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гольденмауэр продел руки в ветхие кожаные петли и отвязался от растяжек. Несколько раз он стукнулся о стены, но скоро дело пошло на лад — он с уханьем пролетел по залу, свалив несколько экспонатов и выпорхнул в окно под крышей.
Стараясь иметь за спиной Солнце, он летел к Стене. Руки с непривычки устали, крылья скрипели, но цель была близка.
Доктор биологии Клопшток поглядел на него в подзорную трубу и аккуратно записал в тетрадке для наблюдений: «Видел большую летучую мышь. Пьяную, или в брачной поре».
После этого Клопшток потерял интерес к феномену — ведь он уже был описан.
Задрав голову, в недоумении, смотрели на татлинский махолёт бойцы Немецкой народной армии в шлемах-казанах, пальцы их замерли на спусковых крючках тоже в недоумении, и Леонид Гольденмауэр благополучно перелетел через серый бетонный занавес.
Солнце обгоняло его, двигаясь, как и он с Востока на Запад, но не успело оно подняться высоко, как Гольденмауэр, отдуваясь как жаба, упал в западноберлинский лес.
Было тихо и пусто, отчётливо стучал дятел. Лёня прислушался к звукам дикой природы — в отместку за предательство ему до обидного мало прокуковали вдалеке.
Он не был никому не нужен — никто не искал его и не спрашивал, зачем он выбрал свободу.
Так началась заграничная жизнь Леонида Гольденмауэра. И вот долгие годы, пока мы боролись против тоталитаризма на своих кухнях, он жировал по иностранным бидонвилям и на каждый ужин имел сочный гамбургер с жареной картошкой.
Оттого и не любил его Рудаков.
Извините, если кого обидел.
25 июня 2004
История про ночь накануне Ивана Купала (IV)
Наконец, мы свернули в мокрый от водолейных усилий коммунальных служб двор, упали в затхлый подъезд. Главное было пролезть через две детские коляски, скутер и мотоцикл у лифта. Наконец, мы позвонили в заветную дверь.
Рудаков жил на первом этаже запущенного и потёртого дома. Это позволило ему украсить квартиру буровым станком двумя корабельными мачтами, стопкой покрышек и несколькими детьми. Дети были, впрочем, почти не видны.
Не сказать, что нам были рады. Рудаков, в больших семейных трусах сидел перед небольшой дырой в полу — скважина уходила в чёрное никуда, откуда время от времени слышался звук проносящихся поездов метрополитена.
— Знаешь, что — прямо начал я. — У нас тут возникла мысль.
С Рудаковым так и нужно было разговаривать — прямо, без обиняков. Я знал толк в подобных разговорах, и, сказав это, замолчал надолго. Мы наклонились над дыркой одновременно, стукнувшись лбами. Снова сблизили головы, и ещё раз посмотрев в черноту, стали разглядывать друг друга.
— А что там?
— Вода, — отвечал Рудаков. — Там чудесная артезианская вода. По крайней мере, должна быть.
Дырка дышала жаром, и похоже в ней застрял чёрт, объевшийся горохового с потрошками супа.
— Меня обещали повезти на дачу, — не вытерпев, сказала невпопад мосластая.
— Так, — осуждающе сказал Рудаков. — На дачу, значит. Это, значит, вы к Евсюкову собрались? Понимаю.
— А что? — вступился я. Очень мне стало жаль эту девушку, которую мы таскаем по городу безо всяких перспектив для неё, да и в её отношении — для меня. — Посидим в лесу, у костра…
— Что я, волк, в лесу сидеть — задумчиво протянул Рудаков.
— Ну в доме посидишь, водку попьёшь. Поехали.
— А я-то вам зачем?
И тут Гольденмауэр выдохнул нашу главную тайну.
— Ну, ты ведь дорогу знаешь.
— И что? Что с того? Что, я теперь должен… — Рудаков не договорил, потому что Гольденмауэр сделал политическую ошибку и брякнул:
— А какие там девки будут…
Рудаков втянул голову в плечи, будто по комнате, холодя всё живое, пролетело имя злого волшебника. Поникла герань на окошке, пропустили удар часы с кукушкой, а в буровом станке что-то лязгнуло наподобие затвора. Напрасно Гольденмауэр это сказал, совершенно напрасно.
Извините, если кого обидел.
27 июня 2004
История про ночь накануне Ивана Купала (V)
И вот тогда, именно тогда, бросаясь в атаку как эскадрон улан летучих на тевтонскую броню, именно тогда я забормотал, как сумасшедший нищий на переходе, тогда заглянул Рудакову в глаза, будто просил миллион, тогда замолол языком, забился перед ним, как проповедник общечеловеческих сектантских ценностей, именно тогда стал дёргать за одежду, как уличный продавец пылесосов.
— Постой, друг. Постой. Ты ведь, верно, знаешь, что там будет шашлык. Сладкий и сочный дачный шашлык. Ведь человек в нашем отечестве только то и делает на даче, что шашлык. А какой шашлык, не поверишь ты никогда — потому что каждый раз он выходит другим, и каждый раз — только лучше. Особым образом влияет дачный воздух на шашлык — то он сочный, то сладкий, вот какой на даче шашлык.
И то он тебе прелесть, то радость, то чудо какое на рёбрышках, то мясо богово или просто божественное. А то выйдет курица особого рода, может и не курица то будет, а двуногое существо без перьев, белое, странное, с крыльями — похожее на ангела. А насадишь на шампур какую-нибудь нашинкованную свинью, и откусишь потом — а и вовсе не свинья, а баранина с тонким вкусом выйдет. Вот что делается с шашлыком на даче. А уж что, милейший Рудаков, на даче произойдёт с говяжьим шашлыком, то я тебе и описать не берусь.
А знаешь ли ты, друг Рудаков, что происходит на даче с водкою? Самой, что ни на есть затрапезной дрянной водкою? Так сама собой бутылка из мутного фабричного стекла превращается на дачном воздухе в потный хрустальный графин, а сама та водка, которую ты даже в рот не взял, оказывается нектарином твоего сердца, альдегиды и масла, примеси и замеси растворяются в дачном воздухе, и душа твоя тает, вместе с водкой во рту, еле успевает растаять, когда тебе несут на отлёте шампур с шашлычной монистой?
— Я вспомнил, как ехать, — хмуро сказал Рудаков и скрылся по ту сторону бурового станка выяснять отношения с женой.
Извините, если кого обидел.
27 июня 2004
История про ночь накануне Ивана Купала (VI)
Жаркий московский день накатывался на нас тележным колесом. Стремительно высыхали ночные лужи, в переходах раскладывали ненужные вещи для их скорой продажи, а дворник, покачиваясь, думал — убрать куда-нибудь дохлого пса, или пусть
