Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А с чего это нам на метро ехать? — крикнул Гольденмауэр нам в спину. — Пойдёмте через Промзону к станции.
— Зачем нам Промзона? Какая станция? — удивился Рудаков.
Меня тоже это сразу насторожило.
Гольденмауэр, однако, настаивал — к чему нам ехать на Курский вокзал, говорил он, на Курском вокзале много опасностей, с него уезжают в никуда, а если задержишься невзначай, то тебе такой алфавит покажут, что держись. Надо, говорил Лёня, идти через Промзону к станции, а там электричка повезёт нас через весь город, мимо реки и вокзалов — прямо туда, куда надо.
Мы с Рудаковым купили пива. Тут ведь такое дело — сразу надо пива купить, и хоть пить его невозможно, хоть это напиток пивной, облагороженный, бывший Буратино. Но тут ведь дело в том, что бы купить пива — а дальше всё пойдёт само собой, всё покатится, как тот самый день, как камень с горы, как сброшенная статуя вождя.
И мы с Рудаковым согласились идти через Промзону.
Гольденмауэр, однако, настаивал — к чему нам ехать на Курский вокзал, говорил он, на Курском вокзале много опасностей, с него уезжают в никуда, а если задержишься невзначай, то тебе такой алфавит покажут, что держись. Надо, говорил Лёня, идти через промзону к станции, а там электричка повезёт нас через весь город, мимо реки и вокзалов — прямо туда, куда надо.
Мы с Рудаковым купили пива. Тут ведь такое дело — сразу надо пива купить, и хоть пить его невозможно, хоть это напиток пивной, облагороженный, бывший Буратино. Но тут ведь дело в том, что бы купить пива — а дальше всё пойдёт само собой, всё покатится, как тот самый день, как камень с горы, как сброшенная статуя вождя.
И мы с Рудаковым согласились идти через Промзону.
Извините, если кого обидел.
28 июня 2004
История про ночь на Ивана Купалу (VIII)
…После этого ужаса мы даже не бежали, а как-то неслись, подпрыгивая, среди высокой травы и помойных куч.
Рудаков вдруг увидел рельсы. Рельсы, справедливо решили мы, это железная дорога, а железная дорога — это станция.
Мы замедлили ход и, неловко ступая, пошли по шпалам. Идти по шпалам, как известно неудобно — да тут ещё солнце начало палить, наше тёплое пиво куда-то пропало, день уже казался неудачным.
— Слышь, писатель, — сказал Рудаков. — А знаешь ли ты что такое Русский Путь?
— Ясен перец, — отвечал я. — Знаю. Русский Путь имеет ширину и длину. Длина его бесконечна, а ширина Русского Пути — одна тысяча пятьсот пятьдесят два миллиметра.
— Правильно, — посмотрел Рудаков на меня с уважением. — А знаешь почему? Так я тебе расскажу, пока мы тут как кролики по шпалам скачем. Вот слушай: подруливают, давным-давно, всякие олигархи к императору Николаю и говорят, давай, значит, железную дорогу проложим, туда-сюда кататься будем. Бумагами шелестят, все такие расфуфыренные, сами про себя уже бабло считают, прикидывают, складывают да вычитают.
Тут император их и спрашивает:
— А какой ширины дорогу делать будем?
Ну, те и хвастаются — побольше, значит, чем у французов-лягушатников да у немцев-колбасников. А про итальянцев-макаронников даже упоминать не приходится. Император и говорит:
— Да на хуй больше!
Так они и сделали.
Впечатлённый этой историей я начал вычитать и складывать. Хуй выходил небольшой, совсем небольшой. И я мучительно соображал, как это император прикладывал свой хуй к чертежам, или доверил на это дело хуй секретаря, или что там ещё у них случилось, Отчего, скажем, они не позвали в компанию фрейлин — тогда пропускная способность железных дорог бы у нас несколько увеличилась.
Но тут вмешался Гольденмауэр, который, как оказалось, всё внимательно слушал. Лёня сразу начал показывать свою образованность и надувать щёки. Дескать, Русский Путь это всего лишь пять футов ровно, и никаких особых и дополнительных хуёв тут не предусмотрено.
— Ишь, га-а-ндон, — прошипел Рудаков еле слышно. И мы пошли дальше в молчании. Из-за поворота действительно показалась станция, обнесённая высоким забором от безбилетных пассажиров. Рудаков тут же нашёл в этом заборе дырку. Мы, тяжело дыша как жабы перед дождём, пролезли сквозь неё на платформу — прямо в трубный глас подходящей электрички.
Извините, если кого обидел.
06 июля 2004
История про ночь на Ивана Купалу (IX)
Мы впали в вагон, называемый «моторным» — это вагон, который дрожит дорожной страстью, дребезжит путевым дребезгом. Сядешь в такой вагон — разладишь навеки целлюлит, привалишься щекой к окну — жена дома решит, что попал в драку.
Гольденмауэр что-то тихо говорил своей спутнице, Рудаков спал, а я тупо глядел в окно. Бескрайние дачные просторы раскрывались передо мной. Домики летние и дома зимние, сараи под линиями электропередач, гаражные кучи, садовые свалки — всё это было намешано, сдобрено навозом, мусором, пыльной травой и тепличными помидорами. Всюду за окном нашего зелёного вагона была жизнь — как на картине художника Ярошенко.
Я вспомнил, как ехал так же, как сейчас, тоже ехал на чужой праздник и на чужую дачу, ехал долго — и всё среди каких-то пыльных полей.
Чтобы экономить силы и время, я сошлюсь на то, что, собственно, вспоминал.
Извините, если кого обидел.
06 июля 2004
История про ночь на Ивана Купалу (X)
Но чья-то безжалостная рука начала отнимать у меня стакан.
Оказалось, что я давно сплю, а Гольденмауэр трясёт нас с Рудаковым, схватив нас обоих за запястья. Мы вывалились, крутя головами на перрон.
— Чё это? Чё? — непонимающе бормотал Рудаков.
— Приехали, — требовательно сказал Гольденмауэр. — Дорогу показывай.
— Какая дорога? Где? — продолжал Рудаков кобениться. — Может тебе пять футов твои показать?
Потом, правда, огляделся и недоумённо произнёс:
— А где это мы? Ничего не понимаю.
— Приехали куда надо. Это ж Бубенцово.
На здании вокзала действительно было написано «Бубенцово», но ясности это не внесло.
— А зачем нам Бубенцово? — вежливо спросил Рудаков.
— Мы ж на дачу едем.
— Может мы куда-то и едем, да только причём тут это Бубенцово-Зажопино? Позвольте спросить? А? — Рудаков ещё добавил
