Читаем без скачивания Дочь полка - Дана Перловская

– Не томи! – вышел из терпения Тимофей.

Тут Макаренко не выдержал и встал с кровати, держась за голову. Он мягко отодвинул ребёнка и склонился над кроватью товарища. Михаил прощупал пульс на его шее, потом ещё раз, затем тоже проверил сердце:

– Лёша! – крикнул он и схватил солдата за плечи. – Лёш, очнись! – он хорошо потряс товарища, так, что кровать заскрипела, но тот ему ничем не ответил.

– Вы что там творите?! – выглянула из операционной, Мамонтова. – Не трогайте его!

– Зоя! – крикнула Мария Фёдоровна. – Сюда быстрее!

Медсестра сразу же скрылась из виду. Повисла тишина, она нарушалась только стонами и мычанием несчастного бойца из другой комнаты палатки. Макаренко отпустил товарища и выпрямился. Он, ничего не сказав, направился к своему месту и лёг на койку. «Будь ты проклята, война», – с ненавистью подумала Катя перед тем, как поспешно выйти на улицу.

Глава 15

Ещё один неожиданный удар

В землянке командира было тихо и мирно: на столе опустила в воск свой фитилёк свечка, в печке буржуйке почти не бушевало пламя. Только маленькие язычки из последних сил карабкались по обугленному дереву, стараясь выжить и не потухнуть. Но этим язычкам было не победить, ведь их основная сила давно угасла и остались только эти отчаянные огоньки, всё ещё борющиеся за жизнь и справедливость на сожжённой территории. Их судьба уже предрешена. Враг победил. Это только огоньки, но в жизни происходит точно тоже самое. Фрицы прут, завоёвывают территории, сжигают дотла деревни и их жителей, мучают народ. Если немного включить воображение, то можно представить себе, что язычки пламени – оставшиеся мирное население, которое стоит до последнего в своей разрушенной стране. Но этого нельзя допустить! Нужно до конца бороться за то, чтобы женщины, старики и дети не взяли в руки оружие и не пошли на врага. Была глубокая ночь. После боя прошло уже несколько дней. Александру не спалось. Было слишком тихо. Из-за этого в голову лезли мысли о предателе. «Уже прошло столько времени, а этот гад до сих пор не пойман», – подложил руки под голову Резанцев. – «Кто же ты? То место, где передали в тот раз записку уже не используется. Видимо, оно меняется. Умно, ничего не скажешь. Но как эту крысу разоблачить?» Это точно не раненые, которых увезли в госпиталь, это точно не медсёстры, Катя без всяких сомнений отпадает, Фокин нет, Сорокин тоже. Раненые, которые лежали в медпункте за день до того, как нашли записку, тоже отпадают. Некоторых, кто точно никак не мог быть на стороне врага по разным причинам, например, были в медпункте достаточно долгое время – тоже оповестили о проблеме, ведь маленькой компании, состоящей из командира, Сорокина и Фокина, с этим в одиночку не справиться. Катю в расчёт не берём – она ещё ребёнок, её дело – хранить молчание и не путаться под ногами. Знающие бойцы стали тоже помогать в этом деле, правда в начале тоже сильно удивились этой новости. Медсёстрам говорить не стали. Как сказал Сорокин: «Бабы – люди, конечно, добрые, но не всегда умеют язык за зубами держать. Это Катюхе пришлось рассказать, выбора не было, а им без повода не надо». Так, что медиков жестоко обделили из принципа. Но круг незначительно сузился. Александр закрыл глаза, спать хотелось, но волнение мешало провалиться в дрёму. Тут на улице послышалась чей-то бубнёж. Поскольку ночь была тихая, командир смог услышать его. Он быстро вскочил с лавочки так, надел сапоги, взял пистолет и выбрался из землянки. Никого не было. Александр оглянулся и увидел чёрную фигуру, которая остановилась между двумя деревьями и тихонько покачивалась из стороны в сторону. Резанцева это смутило. Тут лунный свет упал на неё и командир узнал Лунатика. Боец стоял с открытыми глазами и смотрел в пустоту, что-то бормоча себе под нос.

– Матвей, – выдохнул с досадой Александр. Он-то уже надеялся, что засечёт хоть что-то связанное с предателем.

Резанцев тихонько подошёл к бойцу. Не бросать же его одного, вдруг в землянку упадёт или опять будет «Гитлер капут»? В таком состоянии Липтенко выглядел очень жутко.

– Колян, ты куда? – вполголоса проговорил Лунатик, а затем забормотал что-то несвязное.

Александр не обратил на его слова даже малейшего внимания, солдат часто нёс несвязную чушь во сне. Тут к ним подошёл Базурченко Степан. Он, прищурившись, поприветствовал командира, а затем повернулся к спящему:

– Вот он где. Опять гуляет.

– Ага, – зевнул командир. – Ты его отведёшь?

– Конечно, отведу, – взял за плечи Липтенко тот, – он из нашей землянки смылся.

После этого солдаты удалились, а Резанцев вернулся к себе. Спустя час, сон, наконец, взял над ним вверх.

* * *

Мимотенко и Сонтынков возвращались с задания. Они решили сделать небольшой крюк из предосторожности. Путь был нелёгким: вязкая грязь и плотные заросли мешали идти. Бойцы раздвигали руками голые, мокрые ветки, но иногда они соскальзывали с пальцев и больно хлестали по лицу, оставляя красные отметены.

– Мы точно с пути не сбились? – пригнулся Сергей. – Мне кажется, что нас куда-то не туда занесло.

– Да нет же! – сказал вполголоса Роман и чуть не спотыкнулся об торчащий корень. – Да ё моё! Ещё чуть-чуть и выберемся к дороге, а дальше будет легче.

– Да нужно было нормально идти! – буркнул тот.

– А вдруг там немцы? – остановился Мимотенко и оглянулся на товарища. – Нам неприятности не нужны. Мы должны без проблем вернуться в лагерь и доложить товарищу командиру обо всём, – он опять споткнулся. – Да что ж это?!

Боец посмотрел вниз и замер: на земле лежал перевёрнутый вниз лицом труп. Сонтынков тоже оцепенел от ужаса. Убитый явно был солдатом, да не просто солдатом, а раненым, ведь он был одет в больничную одежду, а на голове повязан грязный бинт, закрывающий одно ухо. Он тут был давно: кожа была бледна, даже склонялась больше к жёлтому цвету, а в местах чернела, пальцы застыли в скрюченном положении также, как и ноги. Тело уже начинало гнить. Бойцы ещё долго стояли в оцепенении, не зная, как быть. Пугал не сам труп, а то, что мертвец был из их батальона и солдаты подозревали о том, кто это мог оказаться. Их тело не хотело слушаться, к горлу подступил ком. Они не были готовы к этому. Наконец, Мимотенко присел на корточки и перевернул труп. В таком положении он выглядел ещё ужаснее. Лицо искривилось до неузнаваемости: глаза были крепко зажмурены, открытый рот перекосило. На груди