Читаем без скачивания Фаюм - Евгений Николаевич Кремчуков

и внимательней смотрел он после этого на себя в зеркало. Всякая мощь беспомощна и слаба – словно бы проповедовал я. Мои поединки становились все короче и беспощадней. Я не видел реакции побежденных, но полагаю, многие из них плакали, ощутив собственное бессилие передо мной. Кончилось все тем, что, уничтожая одного из лучших рукоборцев общества, который, на что-то надеясь, сопротивлялся в тот раз чересчур яростно, я разорвал ему мышцы плеча и локтевые связки. После этого случая нам отказали от клуба. Сестра, конечно, расстроилась, но что было поделать. Мы, во всяком случае, вернулись к прогулкам на свежем воздухе.

Спустя несколько месяцев, навестив меня субботним вечером, Ляля принесла с собой письмо от фон Адлера. Барон рассказывал, что на этой неделе в столицу приехал с гастролями из Парижа французский чемпион по ручной борьбе, за свою карьеру не потерпевший ни одного поражения в официальных схватках. Общество выставляло против него пятерых своих лучших борцов, и четверо из них вчера были французом повержены. Фон Адлер договорился перенести последний запланированный поединок на воскресенье – и теперь приглашал выступить в нем меня. Он приносил извинения за мое исключение из клуба и обращался к настоящему русскому богатырю с призывом не посрамить своего славного имени, защитив честь Петербурга и Российской Империи. Писал он и еще что-то высокопарное – оставившее, впрочем, меня равнодушным. Однако Ляля спросила, точно ли мы пойдем, – и я понял, что ей нестерпимо этого хочется, поэтому без колебаний согласился.

Следующим вечером мы с французом стояли друг перед другом. Сестра сообщила мне, что собралось неимоверное количество публики и даже члены императорской фамилии пришли взглянуть на наш поединок, – но это не имело никакого значения. Я опять выдвинул свое единственное условие – возможность осмотреть соперника, объясняя его тем, что должен понимать, с кем именно мне предстоит схватиться. Все было согласовано, и я принялся не спеша разбирать для себя непобедимого прежде чемпиона, наощупь изучая могучую мускулатуру его рук, бычий торс и шею с несколькими старыми шрамами. Первая часть осмотра впечатлила, но не испугала меня. Однако когда ладони поднялись выше, я на миг похолодел, обнаружив – у этой горы мышц напротив нет лица. Мои пальцы ощутили что-то твердое и гладкое – на противнике оказалась маска из тонкой мартеновской стали. Я жестами подозвал сестру и с возмущением потребовал немедленно снять это. Мне ответили, что в юности с французом произошел несчастный случай: на него напала стая бродячих собак, лишивших его глаз и обезобразивших лицо. Врачи попросту пришили ему маску к коже, и теперь она полностью вросла – так что снять ее без операции нет никакой возможности.

Мне ничего не оставалось, кроме как встать к борцовскому столу. В первый раз, будучи на этом месте, я не знал, что делать дальше, и решил начать с обороны. Минуту или около того мне лишь чудовищным усилием удавалось сдерживать давление неразгаданного соперника. Я представлял себе, что врос в этот маленький кусок пространства, чьи границы проходят ровно по линиям моего тела, и что поэтому сдвинуть меня невозможно ни на йоту – некуда. Никакого мира за пределами меня не существовало. Казалось, мне удалось остановить первый натиск, и тогда я попробовал контратаковать – несколько минут протекли в моих бешеных попытках что-то изменить, однако рука и туловище француза словно были вырезаны из огромного куска гранита. Его было невозможно ни согнуть, ни наклонить. С таким же успехом я мог бы толкать замковую башню. Поднатужившись еще, я постарался применить известные мне хитрости, но напротив стоял опытный мастер – каждый мой прием он пресекал в зародыше. И вдруг до меня дошло, что я делаю ровно то, чего он от меня добивается. Я растрачиваю впустую свои силы и свою волю. Всякая мощь беспомощна и слаба – будто бы диктовали по слогам сжимающие мою кисть каменные пальцы. Я остановил натиск – и в ту же секунду гора обрушилась всем весом и раздавила меня.

Вены мои вздулись от напряжения, я почувствовал, что предплечье сейчас оторвет, и заревел. Фейерверк боли взорвался в голове – в его ярком свете я на миг увидел искаженное ужасом лицо моей девочки и услышал, как она кричит от разрывающей меня страшной муки. Пламя ее жуткого крика выжгло мне сердце – и я умер.

Сама смерть, владычица распада, заняла теперь мое место за борцовским столом. Ничто – ни плоть, ни сталь, ни камень – не способно было противиться ей. Силы сырой земли и всепожирающего времени отрешенно, медленно, легко отвели в сторону и склонили руку – руку схватившего смерть глупца в маске с нарисованными глазами.

Каменные пальцы разжались. Потрясенный француз, в сердцах крепко стукнув по столу, обессиленно рухнул на колени. Я запрокинул голову и завыл. И ничего человеческого не было во мне в эту минуту.

2

Отключив микрофон, Илья решил, что теперь пусть запись немного отлежится. Наверняка в его новом фаюме стоило бы что-то еще проверить, дополнить, изменить… Однако искусство письма, он твердо знал, заключалось не только в способности к сочинению историй и не только в открытом во вкладке браузера онлайн-словаре синонимов, но и в умении остановиться. Как сказал Господь вечером шестого дня на ангельском, а Шерил Сэндберг повторила по-английски, а Илья Орлов перевел на русский, «завершенное лучше совершенного». Так же учили и праотцы: «Лучшее – враг хорошего». Поэтому сведением и обработкой он займется уже завтра утром. К полудню опубликует – и сразу отправит ссылку на подкаст Арине и Петру Леонидовичу. Он представил, как его голос будет звучать для Ариши, и уголки губ шевельнулись. Может быть, она сначала прослушает все три эпизода «Памятей Гильгамеша» в одиночестве, с бокалом синего вина в своей комнате, за тем письменным столом. И только потом сообщит Комаровичу – чтобы дальше уже слово за словом переводить ему на пальцах рассказанную Ильей историю.

Он вспомнил, как перед отъездом группы Петр Леонидович пригласил его к себе. Так же, как и в первый вечер, они сидели в огромном кабинете хозяина особняка.

– Теперь, когда наша игра закончилась, все итоги подведены и, увы, пора расставаться, Петр Леонидович хотел бы вернуться к вашему с ним договору, – сказала Арина.

Илье вдруг нестерпимо – ох ты, бог ты – захотелось, чтобы это крохотное «увы» она добавила от себя лично. Но уточнить, кому из них оно принадлежало, он, конечно, не решился.

Она замерла, внимательно следя за текущей по ее ладони речью старика. Так ребенок завороженно наблюдает бег дождевых капель на оконном стекле. Так человек, который стоял рядом, вдруг исчезает, коснувшись наушника и вытянувшись слухом к невидимому другим собеседнику.

– Прежде всего, Петр Леонидович приносит вам свои искренние извинения. Правила проекта «Карамзин» требуют максимальной достоверности действий в эпизоде до полного его завершения. И мы не посвящаем персонажей в технические детали узловых моментов сценария. Разумеется, если этого не требуют границы безопасности игрока.

Илья потер затылок. Насчет «границ безопасности» в истории с эшафотом, кажется, можно было бы и поспорить.

– Если у вас есть какие-то вопросы, – продолжала Арина, – пожалуйста, задавайте. О нашем четырнадцатом декабря или касательно вашей будущей работы – любые.

– У меня есть для начала маленький личный вопрос, – поразмыслив, сказал Илья. – Он, правда, странный, но мне действительно любопытно. Почему Петр Леонидович, имея физическую возможность говорить вслух самостоятельно, чаще прибегает к твоей помощи? Я понимаю, что входящие сообщения он может получать только через тебя… но ведь исходящие может отправлять сам, нет?

Ариша открыто, по-детски, улыбнулась ему, но все-таки перевела вопрос ручной азбукой и дождалась ответа Комаровича.

– Во-вторых, так получается гораздо быстрее и легче, голос утомляет. Вслух я не контролирую эту связь, я начинаю беспокоиться, разборчиво ли говорю, ясно ли меня слышат и так далее. А во-первых, мне просто нравится держать ее за руку.

Илья решил поделиться своим вчерашним подозрением:

– А мы могли вообще победить? Или из тех начальных позиций, которые вы нам раздали, выиграть было в принципе невозможно?

Комарович задумался.

– Тут нет простого ответа. Откровенно говоря, я и сам не знаю. Когда мы только начинали проект, я обнаружил в этой ролевой игре кое-что неожиданное для себя… Вы знакомы со шведками?

– М-м… – Илья покачал головой. – Мне как-то брюнетки ближе.