Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

Через неделю в поместье появился англичанин в гетрах, с бритыми бакенбардами. Вместе с ними прибыл целый воз труб и медных листов. Они заперлись во флигеле, а когда англичанин уехал, выяснилось, что Карлсон всем по кругу должен.

И когда к нему подступились с расспросами, он молча привёл всех во флигель.

— Это моя паровая машина, — с гордостью сказал Карлсон, указывая на сплетенье труб, похожее на голый весенний лес.

Паровая машина грохотала, её металлические части гремели, поршни то поднимались, то опускались снова.

— У меня будет десять тысяч паровых машин, — продолжил Карлсон, но в этом момент флигель огласил свист, он усиливался и горячий пар заполнил помещение. Малыш опрометью бросился вон.

Столб огня и пламени встал на месте несчастной постройки, к которой уже бежали барские мужички, как на одно лицо обтёрханные и помятые. Таких много в нашем небогатом краю, где я так любил охотиться на рябчиков. Птица рябчик — плут, веры ей нет, да и мяса на её костях мало. А бывали случаи, когда я приносил по пятнадцать рябчиков и потом долго у костра смотрел в ночное небо…

Вернёмся к нашему герою.

В одном из отдалённых районов России есть сельское кладбище. Как почти все наши кладбища оно как-то покривилось и покосилось, скот топчет кладбищенскую траву. Туда, на одну из могил ходит сгорбленная старая женщина, печально смотрит она на серый камень с изображением пропеллера, под которым покоится тело её сына. Неужели её молитвы были бесплодны? Но нет, хоть страстное сердце, которое как запущенный не вовремя пламенный мотор, замолкло навсегда, гармония и спокойствие природы говорит старушке о вечном мире и жизни бесконечной…

Извините, если кого обидел.

04 декабря 2004

История про сны Березина № 141

Поскольку некоторых моих читателей замучили истории про Карлсона, но только некоторые из них узнали, как с этим бороться (остальным об этом будет рассказано по первому требованию), я расскажу очередной сон.

Сон, начало которого я не помню. Поздняя осень. Я еду по сельской дороге, будто напарник дальнобойщика. Сижу, разглядываю дорогу из правого окна.

Мы приезжаем по этой, непривычно хорошей асфальтированной дороге к детскому дому. С ним не всё чисто — это частный детский дом, но устроенный не по закону — в заповедной зоне.

Само здание детского дома расположено на берегу пруда. Этот пруд полон водоплавающей птицы — уток, лебедей, пеликанов, все они там кишмя кишат.

Видимо поэтому и организован там заповедник. Чем намазано для птиц в этом пруду — совершенно непонятно. При этом люди, которые работают в детском доме, доверия не внушают. Водитель грузовика с ними беседует, мы остаёмся там на постой.

При этом в воздухе разлита скрытая напряжённость. Вокруг дома ходят воспитанники, и, глядя на них, я начинаю понимать, что это не просто сироты, а умалишённые дети.

Один из них, зайдя в пруд по колено, начинает мучить уток. Он ловит их, одуревших от магии места, и сворачивает им шеи, рвёт на части.

Чувствуется, и нас может постигнуть та же участь, если мы не уберёмся восвояси. Но в этот момент становится понятно, что и водитель грузовика — не тот, за кого себя выдаёт.

Как бы не оказаться разменной монетой в этом деле. Я-то неизвестно за кого.

Я сижу на берегу пруда.

Среди птицы я вдруг замечаю большой тигровый хвост — он торчит из воды, причём волнами показывается из неё несколько раз.

На самом деле я пока не написал очередной текст про Карлсона — вот напишу, тогда и будет.

Извините, если кого обидел.

07 декабря 2004

История про ультиматум

Я уже рассказывал о страшном маньяке-стоматологе, что нам показан рекламой. Но есть не только страшные рекламные сюжеты, но и горькие.

Есть, например, реклама какого-то одеколона «Ультиматум».

В этом рекламном ролике какой-то военнослужащий пользуется этим одеколоном после бриться прямо на аэродроме.

Однако, дорогой товарищ, если ты внимательно всмотришься в этот ролик, тебе станет не по себе. Дело в том, что это история несчастного городского сумасшедшего, быть может, бывшего лётчика. Этот человек приблудился к воинской части, его никто не гонит и даже дают посидеть в вечно стоящем на краю взлётно-посадочной полосы автомобиле. Он приходит рано утром и провожает взглядом ревущие самолёты.

Иногда кто-то из новеньких решает над ним подшутить. Он подбегает к сумасшедшему и рапортует:

— Товарищ командир, срок ультиматума кончается через тридцать секунд!

Тогда сумасшедший мигом забирается в старый автомобиль и тихо шепчет:

— Штурмовики, на взлёт!

Его всё равно никто не слышит за гулом моторов.

Поэтому новичков одёргивают, и иногда даже бьют.

За несколько лет сумасшедший стал символом части, её талисманом. Ему приносят поесть, только он редко берёт чужой паёк.

Да и внешне он ничем не отличается от настоящих лётчиков, которыми, как он думает, он командует без всякой радиосвязи.

Сумасшедший опрятен и подтянут. Бреется три раза в день, кстати.

Извините, если кого обидел.

07 декабря 2004

История про Альма-мачеху

Некие зарубежные люди, прислали мне вопросы, на которые надо ответить. Это были вопросы про Литературный институт. Я скрою всё это внутри, потому что тема эта не слишком интересна для нормальных людей. Да и для большей части ненормальных — тоже. А так, глядишь, кому пригодится.

Если я не ошибаюсь, Вы закончили Литературный институт как второе высшее образование. Почему Вы решили туда поступать?

Важно, что я поступил в Литературный институт в то время, когда Россия была литературоцентричной страной. Социальный статус писателя был высок, и ещё существовали барьеры на пути достижения этого социального статуса. Ещё, скажем, двадцать лет назад диплом Литературного института имел иную общественную ценность, чем сейчас.

Второе обстоятельство заключалось в том, что вокруг Литературного института существовали сообщества разных интересных людей. То есть, я знал, что те, с кем я пью в кафе рядом с институтом, будут работать в тех журналах или газетах, где я буду печататься. Это напоминает то, как родители отправляют своих детей в Итон, зная, что их чадо будет сидеть за одной партой с будущим премьер-министром (Это сравнение криво, но вполне описывает стиль жизни советской литературы). Впрочем, главным мотивом были вовсе не карьерные соображения, а возможность разговора с людьми, составляющими буковки в слова. Тогда они, особенно сертифицированные писатели, которые были родителями многих студентов, казались мне небожителями.

Я быстро вылечился от самоуничижения, но