Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было написано в повести "теория невероятности" — учебнике романтики образца шестидесятых, я бы сказал библии стареющих романтиков. Текст этот обладал абсолютно химическим свойством — как спедсредство "черёмуха".
На меня он действует сейчас точно так же.
Но вернёмся к Благуше. Это место очень странное.
Оно зажато между харизматическим Измайлово (гостиница, рынок поделок и сувениров, преддверие того места, где в праздник под каждым кустом стол и дом горожанина) и дымной Электрозаводской, трансформаторным и электроламповым раем. Там, кстати, в этом машинном Эдемия названия улиц чудесны — от Девятой роты, до переулка Мажоров, что был назван ппо тамбурмажору Семёновского полка.
Лефортово и Басманные отсечены железной дорогой. Снизу — Соколиная гора, пугало развратника и наркомана. Дальше Сортировочное депо, где каменные рабочие катят сизифово колесо вечного субботника.
А здесь — пограничная зона, вымороченое место. И, конечно, никто не бренчит по благушинскими улицам песочными ведёрками. Сама улица Благуша и вовсе растворилась во дворах, в смешанном лесу нескольких сталинских домов, хрущёвской нечаянной радости и панельных башен.
Никто не подивится мраморному гробу — Семёновское кладбище растворилось в Москве, взболтано и смешано — где могила поэта Полежаева и родителей Меньшикова неизвесто — лишь углы древних камней точат из земли оставшегося сквера. Скрылась память о купце Гудалове навсегда.
Благуша идёт от бывшего райкома до храма Димитрия Салунского (то один то другой конец этой улицы в фаворе). В названиях улиц мешаются топографы и инженеры прошлых лет и мёртвые революционеры.
Здесь края тектонических плит, западный мыс Суматры, неустойчивое равновесие.
Только дельфины спят в чёрной воде на Мироновской улице, продолжая традицию царского зверинца.
Проводником в этой геологически-складчатой местности остаётся фабрика "Шерсть-Сукно", что переименована в ЗАО "Нить Ариадны".
Уже сходил за разными жидкостями, и, время от времени, буду рассказывать дальше.
Извините, если кого обидел.
30 декабря 2004
История про писателя Анчарова
Жидкости струились надлежащим образом, да только все вытекли. Оттого, я решил собрать то, что я говорил об Анчарове. Остальные пусть пишут об итогах года, а я буду писать об итогах романтики.
Только снова придётся выйти в лабаз.
Извините, если кого обидел.
30 декабря 2004
2005
История про Новый год
Счастье, счастье, да. Хорошо проснуться, когда за окном пронзительная синева, на душе радость и восхищение миром, выпить шампанского и уже начать соединятся с коньяком — и тут только заметить, что разбил костяшки пальцев на правой руке. И при этом совершенно не помнишь, как это случилось.
Извините, если кого обидел.
01 января 2005
История про абсент
Судя по цвету, абсент — настоящий новогодний напиток, похожий на ёлку. Он зелен и обручён с огнем. Вокруг него хороводом кружится праздничный сахарный ритуал и множество придуманных тайн. Не напиток, а символ, культовое понятие.
Зеленый цвет этой жидкости окрасил половину художественных полотен второй половины позапрошлого и первой половины прошлого веков.
А десять последних лет абсент был для российского человека чем-то загадочным. Французскую полынь-absinthe привозили из Праги, везли с дальних окраин мира — часто под чужими, измененными названиями. За неимением абсентной ложечки и специальной рюмки над граненым стаканом утверждалась алюминиевая ложка с дырками. Плавился, пузырясь, в ней сахар, мастерские дизайнеров и офисы молодых да ранних хозяев жизни наполнялись специфическим запахом. Девушек спаивали именно абсентом: «Разве ж я предложил бы даме водку?! Это чистый спирт!».
Оттого, это история о напитках, чей градус крепче водочного, где на молекулу спирта — молекула воды, что для расслабленного постиндустриального человека почти спирт.
И правда, спирта в абсенте много — семидесятиградусная зелень, напоминающая цвет твердых денег, даже после соединения с огнем он мало теряет в крепости.
С одной стороны, этот напиток покрыт исторической паутиной — как воображаемые памятники Пикассо и Хемингуэю с рюмками в руках. С другой стороны, спорят до хрипоты — считать ли туйон наркотиком или ходят упорные слухи о его галлюциногенных свойствах. Вот одному человеку привиделось после абсента, что вратарь, перемещающийся перед ним на экране телевизора, несет на руках вместо мяча — кошку. Так и после коньяка такое люди видят.
Парацельс и Плиний перетекали в стакане к Алистер Кроули, падала на ненавидимую прокуратором Флит-стрит ночь, Артур Саймонс и Оскар Уайльд, Джекил и Хайд, многоголовый француз Альфред де Мюссе-Бодлер-Верлен-Рембо. Ворох страниц мировой литературы упоминает абсент — от Золя до Хемингуэя. Такой мощной культурной поддержки никогда не будет ни у бразильской кашасы, ни, увы, у чешской бехеровки. Ни, даже страшно сказать, у граппы. Только водка в этом смысле может соперничать с абсентом.
А российский роман с абсентом — как запоздалая любовь, жадная и неуемная, без оглядки на традицию.
Стиляги не сразу догадались, что американские «дринки» совсем не то, что русские стаканы. Точно так же неофиты девяностых не догадывались, что абсент разбавляют почти до винной консистенции. Мы выросли на другой традиции крепких напитков — наши отцы и деды хлебали спирт из кружек, на дне которых лежали боевые ордена, потом мы повторили их движения, и спирт навсегда обжег и высушил наши горла.
Мы ставили бадью с универсальным клеем «БФ» под фрезерный станок, оборона страны вскормила нас СВС — спирто-водяной смесью, в обиходе называемой «Массандра». Она текла внутри истребителей через какие-то медные контакты — так что спорынья тихо отдыхала. Одеколоны не влезали в литературные описания, Слеза комсомолки лилась под пологом «Русского леса». Декадентский «Саша» крутил на этикетке головой нравственно падшего набриолиненного человека, а уж вовсе неприличная «Розовая вода» замыкала ряд.
Традиции абсента мы не знали, хотя русский человек охотно перенимает любую алкоголическую традицию. В иностранном городе Иерушалаиме, была такая традиция утреннего пьянства на базаре. Именно утреннего, в котором выпивка плавно переходила в опохмел. Так вот, крепкие люди пили анисовую водку, а менее крепкие американцы и европейцы пили виски. Не говоря уж о турецком анисовом молоке. Чешский абсент, кстати, меньше пах анисом.
Некоторые утверждали, что связь между абсентом и анисом сложна, или вовсе отсутствует. Поэтому анис становился чем-то вроде теплорода. Или вроде жены. Он — везде. Засунешь руку в карман сюртука — и там анис. Придёшь к портному, а тот и говорит: самая модная ткань тоже анис.
