Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов

Опального следователя начальство к себе больше не подпускало. При случайных встречах с Беляковым – в коридорах или у главного входа в околоток – Ересьнев доставал из карманов мобильные телефоны и начинал выковыривать из них кнопки. Генерал категорически не мог простить подчинённому заслуженного ордена и люто его возненавидел.

Беляков, как и полагалось по уставу, продолжал ходить на службу, отрабатывал версии по делу Маркина и первым отдавал честь старшим по званию, когда они, вечно куда-то опаздывая, стремительно пробегали мимо, не поворачивая своих голов в его сторону.

Конечно, в глубине души Сергей Сергеевич надеялся, что судьба будет к нему благосклонна, что всё образуется и лихие дни минуют, не затронув его. Грядущая пенсия ни столько пугала Белякова, сколько представлялась чем-то противным и неестественным, вроде поросшей мхом старухи, требующей интима, шанс избежать которого равнялся нулю. При таких оказиях люди, кто в панике, кто с упрямым взором в глазах, ищут удачного для себя исхода. Везёт единицам: в ковчеге, по крайней мере, в том, который взял курс на омоложение, не бывает слишком много свободного места. Сергей Сергеевич пытался зацепиться за трап уплывающей посудины, но делал это единственно известным ему способом: служебным рвением. Ему хотелось изловчиться и сделать так, чтобы все ахнули от изящности и быстроты, с какой он завершил громкое дело.

В новых условиях интуиция подсказывала ему обратить внимание на «наследие» Маркина, которое ему передал Грот. В архиве могли таиться отгадки, их и пытался найти настырный следователь. Он перелистывал страницу за страницей и обратил внимание, что главным и самым последовательным «летописцем» сценической жизни Маркина был колумнист из «Розового эппла» Самсон Носик.

Если журналисты, претендующие на серьёзное к себе отношение, в своих статьях сопоставляют, анализируют факты, в результате чего и приходят к тем или иным выводам, то Носик преподносил читателю события только в превосходной степени. «Круто», «суперски», «талантище»: эти слова мелькали почти в каждой строчке его путаных статей.

Апогеем творчества Маркина Самсон считал номер, носивший название «Болт». О нём Носик упоминал чаще всего, только с ним сравнивал другие сценические находки артиста.

Сергей Сергеевич мало что понимал из прочитанного. Некоторые, и, к счастью, не такие уж частые умозаключения автора, вызывали в Белякове негодование и протест. «Даже мнимые шахтёры в своих забоях не потеют от нагрузок так, – уверял читателей в одной из статей журналист, – как умудряется исчерпать свои недюжинные силы эта мега-звезда нашей эпохи».

Из прочитанных материалов Беляков знал, что не все собратья по перу разделяли щенячьи восторги Самсона. За это колумнист в своих статьях обзывал коллег обидными словами, обкладывал экзотическими выражениями, самым литературным – а в каком-то смысле даже и поэтичным – было про «гнид, лающих на слона».

В отличие от тех, других, авторов, фанат «Болта» не искал синонимов к атрибуту, ставшему главным коньком выступлений Маркина. Его отличительной чертой было виртуозное применение суффиксов – от уменьшительно-ласкательных до тех, что создают самую превосходнейшую степень. С помощью богатого русского языка он так искусно преображал краткое имя мужского достоинства, в написании состоящего на две трети из латинского алфавита, что ничего другого не оставалось как восхищаться изумительной изобретательностью автора.

Завершил Беляков знакомство с сочинениями Носика только на второй день неустанной читки. Ближе к ночи он отложил последний журнал, не без усилий разогнул затёкшую спину и долго потом тёр уставшие глаза. Отношение к прочитанному выразилось у него очень кратко и в стилистике самого Носика: следователь грязно выругался.

– Господи, за что мне всё это на склоне лет? – захныкал без пяти минут пенсионер и поймал себя на мысли, что ни сама фраза, ни то, как он её произнёс, не являются частью его самого.

Неожиданное открытие оставило неприятный осадок. Получалось, что первое, и достаточно поверхностное, погружение в иллюзорный мир шоу-бизнеса самым постыдным образом отразилось на его закалённом временем характере. Стоило только чуть-чуть пригубить чуждой его желудку пищи, как последствия не замедлили сказаться.

«Всё, что угодно, твою мать, но – бабское нытьё?», – изумлялся Беляков, не веря, что такое произошло именно с ним.

Любая профессия накладывает на человека свой отпечаток, шлифует характер, перековывает. Служба, которой Сергей Сергеевич посвятил свою жизнь, перелицевала его. Он это знал. Прекрасные качества, спрятанные в нём от рождения, со временем видоизменились, грубели, отфильтровывались за ненадобностью. На их месте появлялись другие, с которыми было сподручней утверждаться в профессиональной среди, но не очень легко ладить с остальным миром.

«Кто вращается среди мусора, тот, рано или поздно, сам становится им», – сами собой всплыли в памяти слова преподавателя милицейской школы, Станислава Ивановича Пронько, сказанные им давным-давно на лекции по административному праву.

Старый законник, как сеятель, щедро разбрасывал вокруг себя мудрые мысли, но только теперь, с большим опозданием, что-то стало прорастать от тех брошенных зёрен в самом Белякове. Видимо, он достиг той поры, когда чужие жизненные наблюдения перестают быть пустым звуком и воспринимаются уже как свои собственные. Об этом парадоксе Сергей Сергеевич размышлял, спускаясь по лестнице, когда его, усталого и расстроенного, на выходе из околотка окликнул дежурный:

– Беляков, иди сюда!

Он нехотя подошёл к зарешеченному окну.

– Генерал приказал тебе передать, что дело по Маркину прекращается.

– Это ещё почему? – возмутился следователь. – У меня уже есть конкретные результаты: подозреваемые, версии.

– И у нас есть результаты, – вяло перебил его дежурный. – Экспертиза пришла. У твоего артиста тромб оторвался. Нет состава преступления. Так что, можешь курить бамбук.

Непродолжительное следствие закончилось почти на взлёте и поставило точку в карьере Сергея Белякова. Вынужденное безделье заставляло опального героя слоняться по кабинетам сослуживцев; но там он уже больше не находил прежнего радушия и товарищеского участия. Разнообразя скучные, похожие друг на друга будни, без пяти минут пенсионер повадился нелицеприятно высказываться о новом руководстве околотка, чем окончательно отвратил от себя большинство коллег.

Когда общение на работе сошло на нет, на глаза вновь попался маркинский архив, который когда-то было обещано вернуть Гроту. К опусам Носика решено было больше не возвращаться. Просто так, от нечего делать, Беляков пробежал глазами статью одного автора, прочитал рецензию о «родимых пятнах» шоу-бизнеса другого, и понял, что есть пытливые люди, которые, в отличие от колумниста «Розового эппла», так же, как и он, Сергей Сергеевич, старались угадать: куда ещё может завести шальная идея о безраздельной свободе творчества.

Постепенно погружаясь в неизвестную для себя сферу, ветеран познавал суть того мира, который Самсон Носик называл не иначе, как «благоуханное лоно». Короткий остаток зимы, в привычной для себя казённой обстановке, Беляков заполнял