Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он допускал, что в тех людях, о которых он впервые узнал, возможно, и была божья искра, но предназначалась она, по его убеждению, совсем для другой деятельности, которой эстрадные глаши, стасики, «изделия № 1» принципиально не хотели заниматься.
– Ты не врубаешься! Это же класс! От них все балдеют, – спорила дочка, и, как последний аргумент, пыталась надеть на отца наушники, чтобы любимый папка самостоятельно мог ощутить творческую силу и мощь её кумиров.
В таких случаях глава семьи на время замирал, пробовал настроиться на серьёзное восприятие, но уже в первые секунды его лицо выражало почти библейскую муку. Наташка злилась на глухоту отцовской души, резким движением прекращала прослушивание и, чтобы насолить отцу, громко жаловалась матери:
– Ма-а, он «Когда солнце догорает» плохим словом назвал.
Конфликт на почве эстетических разногласий в семье Белякова усугублялся ещё и тем, что даже у любимой жены Мусеньки, его верной подруги и ангела-хранителя, глаза становились влажными, как у стельной коровы, при упоминании имени певца, чьё творчество Сергей Сергеевич ненавидел особенно и кого, в отместку за своих заблудших коллег, называл оборотнем.
Он ничего не мог с собой поделать. Его чуткая к фальши душа протестовала, а ощущение непрекращающегося балагана, спрятанного под натужным весельем и самодовольными ухмылками набивших оскомину персонажей, преследовало его. Острым чутьём сыщика он безошибочно определял суть обмана, примитивность наживки, на которую его хотели поддеть.
И всё же добровольный искусствовед продолжал упрямо искать ту ничтожную малость, ту пустяшную детальку, которая могла бы ему помочь подняться над неприятием нового искусства, чтобы, сделав шаг, встать вровень с теми, кто взахлёб, как тот же Самсон Носик, расхваливал Маркина, всех похожих и не похожих на него.
VII
Приказ об увольнении следователя Белякова из органов внутренних дел пришёл к апрелю, на Благовещенье. День тот запомнился короткими, скомканными поздравлениями сослуживцев, вынужденных с самого утра выяснять обстоятельства появления изображения огромного фаллоса на фасаде здания, строившегося напротив околотка уже больше двадцати лет. В непосредственной близи рисунок не обладал реалистичностью, но с крыльца и из окон силового ведомства очертания гиганта ни с чем другим спутать было нельзя.
На небольшой пятачок перед стройкой в считанные часы слетелись журналисты, неизвестно как пронюхавшие о появлении «монстра», высотой в девятиэтажный дом. Медийщики метались в поиске очевидцев события, спешили запечатлеть общие и крупные планы. Заметив статного, с букетом цветов полицейского, репортёры принялись подбивать его на комментарии, но потенциальный носитель информации сдержанно улыбался и вежливо посылал их всех к начальству:
– К Ересьневу, ступайте, милые. Я нынче не при делах.
Но, если бы старый служака решился переступить через вошедшую в него с кровью и потом субординацию, то знал бы, что сказать народу. Своим чистым сердцем он один видел в безыскусном творении неизвестных художников послание Иосифа Богдановича Маркина. Недаром Сергей Сергеевич ночами изучал «суперское», как определял Самсон Носик, наследие артиста. При желании, отставник мог поведать журналистам многое из того, к чему дошёл своим умом в часы долгих раздумий. Если бы он захотел, то мог встать перед всеми этими людьми, снующими с микрофонами, камерами, и крикнуть, надрывая глотку и показывая пальцем на расписанный фасад:
«Вот! Вот чего мы все с вами заслужили! Это мы по своей глупости не фильтровали базар и гоготали над всем, что было когда-то дорого нам и нашим родителям. Дождались? Теперь сами становимся посмешищем. А, чтобы скрыть своё убожество, ржём ещё громче, лишь бы заглушить чувство оставшегося ещё стыда, которое тоже, рано или поздно, покинет нас, если не одумаемся…»
Он мог разложить по полочкам всё, чего стоит ждать в будущем, ибо был почти уверен, что следующий этап несёт лишь увеличение масштабов и цветовой гаммы скандального изображения, что оно будет тиражироваться в разных видах, и займёт под собой плоскости на мостах, космических кораблях, реакторах атомных электростанций…
– Прикинь, какая мандула приплыла утром к ментам, – послышался рядом язвительный голос зеваки, пришедшего поглазеть на бесплатное зрелище.
– Какие же кисточки нужно было иметь? – удивлялся кто-то из любознательных.
– Такой объём кистью не возьмёшь. Валиком сделано или из баллончиков распыляли, – предполагали понимающие в молярном деле люди.
– Спешили, черти. Кривой он у них какой-то получился.
«Это – конец», – подумал Беляков.
Наспех врученный бывшими коллегами букет алых гвоздик замер в руке ветерана, а затем стал медленно опускаться к земле, пока кучерявые головки цветов ни коснулись асфальта.
К середине дня девятиэтажку, в одночасье ставшую самым знаменитым в мире недостроем, полицейские обнесли заградительными ленточками. Как муравьи у разорённого муравейника, засуетились вокруг здания представители местной власти и коммунальщики. Гроздьями черного винограда повисли на фасаде городские альпинисты: их в спешном порядке придали боевым расчетам двух пескоструйных установок.
Однако удалить со стены мощный контур не удалось. Не спас положение и гигантский баннер с изображением завидных наручных часов, привезённый к месту событий ближе к ночи. Гильошированный циферблат, на котором хорошо читалась надпись «Swiss made», надёжно прикрыл только верхнюю часть срамоты. Правда, утром служители околотка смогли, наконец, удовлетворить своё любопытство относительно марки часов, отсчитывающих время на руке их молодого генерала.
В последующие дни бывший следователь приходил к знакомому пятачку, как на службу, и возвращался домой только ближе к вечеру, чтобы на кухне, за ужином, обстоятельно изложить жене хронику прошедших событий.
Муся сидела за столом, подперев щеку рукой, и терпеливо слушала про бригады гастарбайтеров, которых привозили на борьбу с граффити, но те, завидев отсутствие «халяла» моментально разбегались; про свадебные картежи, которые по дороге в ЗАГС стали заворачивать к зданию, чтобы молодые могли возложить цветы к новой городской достопримечательности. Пересказывал жене Беляков и разговоры, услышанные от бывших сослуживцев, которые те вели под большим секретом. Несколько человек шепнули, что некие экстремисты предложили властям радикально решить проблему, только вот применять тротиловый эквивалент категорически запретили в чрезвычайной комиссии.
– Никак они дом хотели подзарвать? – заволновалась Муся и от страшной догадки её серые глаза стали круглыми, как у рыбы.
Через неделю муж принёс ей новость о поимке первого подозреваемого.
– Взяли одного художника. Теперь по цепочке найдут и других. Дело времени, – обнадёжил жену Беляков, не опасаясь, что тем самым нарушил тайну следствия.
Всё оказалось очень просто. Камеры видеонаблюдения выхватили молодого человека в бейсболке, одетого в тёмную куртку, который ежедневно приходил к месту преступления и