Читаем без скачивания Красные скалы английской Ривьеры - Хельга Мидлтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти одновременно с этим послышались быстрые, уверенные шаги, резкий настойчивый стук у входной двери и громкий женский голос:
– Полиция! Я вхожу! Всем оставаться на своих местах!
Дверь распахнулась. В проеме появилась фигура с черным шаром вместо головы и в черном оперативном костюме. Руки девушки были вытянуты вперед. Зажатые в них пистолет и фонарик поверх него закрывали и без того невидимое из-за шлема лицо. У нее за спиной стояли еще двое полицейских. Их черные силуэты на фоне всполохов синих огней казались картонными декорациями.
Позже, когда Оливия опять и опять расспрашивала Эйлин про это приключение, та не могла ответить, какое из шестых-седьмых-восьмых чувств подсказало ей, что ключ, который она сорвала с вешалки-подковы, и есть тот самый. Ключ к разгадке. И еще одно… Она знала, что должна найти Лиз до того, как это сделает полиция.
Эйлин толкнула заднюю дверь, и по помещению бывшей конюшни побежал сквозняк, как бы подталкивая Эйлин в спину. Джонатан обернулся на скрип двери.
– Где она?
Он кивнул в сторону заднего двора.
– Нож! Брось нож! Руки за голову! – слышалось у Эйлин за спиной.
Дверь в амбар открылась почти бесшумно. Эйлин ожидала, что там будет темно и сыро. Еще почему-то – она сама не знала почему – клише картины стокгольмского синдрома стояло у нее в голове, пока она пересекала двор. Она ожидала увидеть там еще и детскую кроватку с малышом. Ведь за столько лет не могла же Лиз не забеременеть.
На деле все выглядело совсем не так.
То, что когда-то было мастерской художника и, по представлению Эйлин, должно было быть заляпано краской и завалено кусками засохшей глины или алебастра, на самом деле было превращено в уютную студию. У входа даже стояли ящичек биотуалета и ширма, за которой просматривался электронагреватель воды и кронштейн с душевой насадкой.
В остальном комната была обычной гостиной: диван, два кресла, стеллаж с книгами, на стене напротив дивана плоский экран большого телевизора. Что особенно бросалось в глаза, так это обилие ламп и торшеров. И тем не менее только один из них был зажжен, погружая все остальное пространство комнаты в глубокий полумрак. Оба окна хоть и располагались в задней стене амбара и выходили на высокую зеленую изгородь, тем не менее, были закрыты плотными жалюзи.
Эйлин в первый момент показалось, что в комнате никого нет, но мерцание телевизора и тихий голос с дивана «Кто там?» заставили ее пройти вглубь. На диване, скрестив и поджав под себя ноги, сидела молодая женщина. Руки без колец и маникюра спокойно лежали у нее на коленях. Длинные, темные, почти черные волосы закрывали пол-лица. Создавалось впечатление, что она медитирует. Эйлин обернулась на телевизор. Там шел фильм «Один дома».
Эйлин подошла поближе. Теперь стала видна одежда девушки: пижама с мишками и звездами. Точно такая же, как была на Аманде несколько дней назад. На столике перед диваном стояла кружка с недопитым кофе и недоеденный тост с джемом.
– Аппетита нет? – сочувственно спросила Эйлин.
– Нет. С завтрака осталось. Скоро Джо принесет ужин.
– Не принесет.
– Почему?
– Сейчас узнаешь.
В это время девушка, наконец-то, откинула волосы назад и подняла лицо на гостью.
Второй раз за последние двадцать минут холодный липкий ужас охватил Эйлин.
На первый взгляд пленница была похожа на повзрослевшую Лиз, но, подойдя еще ближе и склонившись почти вплотную над ней, Эйлин поняла, что перед ней другая девушка.
* * *
Снова послышались громкие уверенные шаги нескольких пар ног. В комнате как-то сразу стало тесно. Зажегся верхний свет.
– Вы в порядке? – спросила все та же женщина-полицейский. – Вам придется проехать с нами.
На ней уже не было шлема. Ее светлые волосы выпали из-под заколки и рассыпались по плечам, закрывая собой погоны.
Она протянула обе руки к лже-Лиз, помогла ей встать с дивана. Полицейские, стоявшие в дверях, расступились, освобождая проход.
Проходя через гостиную основного дома, Эйлин сдернула со спинки дивана шотландский плед и накинула его на плечи затворницы. Та ей слабо улыбнулась.
Во дворе три полицейские машины уже выстраивались на выезд. В головной, на заднем сиденье, размещался Джонатан. Он как будто уменьшился в размере, голова ушла в плечи. Лицо спрятано между ладоней, плотно прижатых друг к другу браслетами наручников.
Молодой констебль широко распахнул дверцу второй машины перед лже-Лиз и привычным движением, прикрывая макушку пассажирки – их там, что ли, в полицейской академии специально этому тренируют – помог ей забраться внутрь.
Ответственная за операцию молодая женщина-констебль, держа шлем под мышкой, кивнула Эйлин, приглашая ее в третью машину.
– Я поеду на своей, – ответила та, неопределенным жестом показывая на угол за воротами, – не возвращаться же потом сюда еще раз.
* * *
Эйлин, дав показания и подписав протокол, вышла из кабинета Хикманна. На контрасте с ее прошлым визитом, когда она была поражена тишиной и покоем помещения, будто бы случилась мечта любого полицейского и в мире перестали происходить грабежи и убийства – сегодня стало понятно, что до мечты еще очень далеко. Полицейский участок напоминал растревоженный муравейник. Все куда-то спешили. Двери открывались и закрывались. Машины во дворе въезжали и выезжали. Тем большим контрастом к общему шуму и суете были три фигуры, спокойно сидящие на скамейке у стойки дежурного. Три обезьянки: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
Билл, Вера и Лора Барлоу.
Они ждали приглашения на опознание Лиз. Они пока еще не знают, что девушка, находившаяся почти пять лет в заточении у Джонатана Роя, не является их дочерью и сестрой. Эйлин пыталась уловить их состояние и, скрывая любопытство за вежливой улыбкой, переводила взгляд с одного на другого. Она подошла поздороваться. Шесть глаз разом поднялись на нее. В глазах Веры – надежда, в глазах Билла – некоторая растерянность. Он явно смирился с тем, что дочь умерла, и теперь… какая она: повзрослевшая и чужая? В глазах Лоры – абсолютный покой. Почти равнодушие. Ей все равно, вернется ли сестра в семью. Лучше бы не возвращалась.
Эйлин открыла было рот, чтобы произнести слова утешения, но тут же сообразила, что не ее это работа – раскрывать карты полиции. Протокол есть протокол. За словами приветствия сразу же последовали и слова прощания. Она уже сделала шаг в сторону, когда Билл вдруг сказал:
– Сожалею о смерти твоей собачки.
Эйлин, что называется, «остолбенела» от этих слов и почувствовала, как у нее
