Читаем без скачивания Империя - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сперва все просто делились впечатлениями о битве и пытались отдышаться, постепенно успокаиваясь. Перикл знал, что греки любят петь и пить вино после сражений, и обрадовался, услышав, как под звездами разносится «Афина», подхваченная тысячами голосов.
Будут ли люди из Мегары и Аргоса петь вместе с афинянами? – размышлял Перикл. Анаксагор и Зенон пели, хотя оба родились совсем в других местах. Они были готовы отдать свою жизнь за Афины, подумал Перикл. Из любви и самопожертвования объединились с его людьми.
Взошла луна, но разве можно было спать, когда в окрестных горах рыщут враги. Миронид обошел все поле боя и, казалось, остался доволен, обнаружив, что отряд Перикла в порядке. Полемарх говорил мало, но сжал руку Перикла и гордо кивнул, после чего отправился дальше. Перикл наблюдал за ним и учился тому, что значит быть полководцем на войне.
Забрезжил рассвет и обнажил долину, отвоеванную и растерзанную.
На земле лежало гораздо больше тел, чем они думали. Их все собрали и выложили в ряд для подсчета, и этот подсчет никого не радовал. В тот день предстояло вернуть тысячи щитов семьям в Афинах, Перикл хорошо понимал это. Они пришли сюда, чтобы ранить Спарту, ослабить ее. Цена оказалась непомерно высокой.
Вместе с Миронидом не вернутся домой чуть больше четырех тысяч человек. Отряды из Аргоса и Мегары потеряли значительную часть своих людей, но самую высокую цену заплатили афинские гоплиты. День настал без барабанов и труб. У Перикла словно песок забился под веки, такое было ощущение. Он даже немного подремал, опираясь на копье. Нога у него распухла, и при каждом шаге он морщился. Ему хотелось только напиться и уснуть. Но он не мог.
День разгорался, вернулись разведчики с сообщением, что оставшиеся спартанцы ушли к перешейку, а их союзники разбежались. Битву они не возобновят. Тем более что потеряли по крайней мере половину людей, которых привели с собой. Тела павших врагов были с почетом выложены на землю, но афиняне не заберут их и не потратят время и масло на разжигание погребальных костров. В качестве трофеев они забрали только красные плащи и щиты, которые встречались здесь реже, чем надежды. Перикл вместе с Миронидом обошел ряд мертвых спартанцев, трупы посинели, от вида ран выворачивало. Стоял сильный запах опорожненных кишечников.
Периклу показалось, что он узнал одного из мертвецов. Он остановился и, глядя на него сверху вниз, пытался вспомнить имя. Плаща на нем не было, хотя человек был высокий и крепкий… Тисамен, осенило Перикла. Какой-то прорицатель или что-то в этом роде. Кем бы он ни был, конец у всех одинаковый.
Хотя Перикл по-прежнему чувствовал себя разбитым и изможденным, он послал своих лохагов строить людей в колонну, чтобы возвращаться в Афины. Спартанцев встретили и отбросили от города. В обычное время он опасался бы их ответа, но к моменту, когда спартанцы снова соберутся высунуться из норы, стены будут достроены. Вот победа, которую одержали они с Миронидом.
Даже персы не смогли так хорошо сражаться против спартанцев, подумал Перикл. Он сказал это окружавшим его людям и следил, как по мере распространения его слов у солдат, как утренний ветер, поднимается настроение. Стало немного легче, хотя им предстояло везти домой для погребения столько тел.
16
Процессия медленно двигалась по Афинам, многочисленные толпы людей провожали ее взглядами или шли следом. Никто в городе не работал в тот день. Длинные стены стояли покинутыми, в мастерских и гончарнях воцарилась тишина.
Похоронные дроги тянули лошади и ослы, колеса вращались со скрипом. Гробы или завернутые в саваны трупы: сыновья женщин. Десять афинских фил украсили повозки зелеными ветвями, подготавливая тела к погребению. Совет определил для них место рядом с главным кладбищем.
Перикл шел медленно, глубоко задумавшись, город вокруг почти совсем перестал существовать для него. Рядом шагал Эфиальт, вместе они вели всех к воротам Дипилон и северной стене Афин. По традиции каждый год кто-нибудь из стратегов обращался к горожанам с речью, посвященной погибшим на службе Афинам людям, в которой превозносил их жертвенность. Перикл ожидал, что эта честь выпадет Эфиальту, но того не было на поле боя при Танагре. Может статься, и количество погибших привело стратега в ужас. В тот день предавали земле больше двух тысяч человек. Тела собрали и привезли в город, каждое было выложено для опознания рыдающими родными.
Некоторые раны делали эту простую задачу неразрешимой. Повозка, катившаяся за спиной Перикла, была пуста – намеренно, для тех, кого никто не узнает, для безымянных. Ее тоже украсили, в воздухе пахло цветами амаранта.
За городскими воротами повозки с грохотом покатились по дороге, затем рядами – на поле. Члены семей подняли на плечи своих отцов или братьев и аккуратно опустили их в землю. Афинские жрецы ходили между ними с зелеными ветвями, которые шептали о надежде на ожидающий павших героев элизиум – мир блаженства. Прошло много часов, прежде чем все повозки, кроме одной, которая всегда пустовала, уехали. Перикл видел, как к ней подходили женщины и дети и, протягивая руки, в печали прикасались к дереву. Это символизировало утрату и что-то значило для них.
Когда были произнесены последние молитвы, солнце уже садилось и по всему полю загорелись факелы. Перикл посмотрел на сложенную из дерева конструкцию, на ступени, по которым ему предстояло подняться. Его бедные перевязанные пальцы на ноге заболели от одной мысли об этом. К своему удивлению, Перикл ощутил руку Эфиальта у себя на плече. Стратег склонился к нему, и Перикл уловил его настроение. В желудке будто лежал железный шар. Он мог ощутить его вкус.
– Ты подыщешь слова, – сказал Эфиальт. – В конце концов, это твоя печаль.
– Что?
Эфиальт улыбнулся:
– Ты должен знать! Когда нужно собрать нас вместе, ты всегда находишь верные слова, чего бы это ни стоило. – Перикл поднял руку, будто собрался отмахнуться от него, но Эфиальт покачал головой и продолжил: – Нет, это важно. Половина афинян перегрызла бы друг другу глотки, если бы не ты. Или, по-твоему, люди вроде Эсхила сели бы со мной за стол без тебя? Что, Кимон отдал бы все богатства своей семьи на твои Длинные стены, если бы ты не попросил его об этом? Что, я стал
