Читаем без скачивания Песчаная роза - Анна Берсенева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Санитаркой, – ответила она. – Я, конечно, ничего не умею. Но я научусь!
– Не сомневаюсь.
– Правда? – обрадовалась она. – Ты правда так думаешь?
– Ну, все же научились. – Он пожал плечами. – Но зачем тебе это?
«Если скажет, что не может взять, волонтером пойду, – подумала Соня. – В первую попавшуюся больницу, даже говорить ему не буду».
И обрадовалась этой простой мысли, и удивилась лишь тому, что еще минуту назад ничего подобного у нее и в голове не было.
– Затем, что иначе с ума сойду, – сказала Соня. – Уже и сошла, кажется. На людей бросаюсь.
– Да? – с интересом спросил Женька. – На каких людей?
– Я только что пощечину дала одному человеку, – вздохнула она.
– Это не обязательно означает сумасшествие.
– Даже не мужчине! Женщине… Просто ужас.
– Какие у тебя тут страсти кипят! – В Женькином голосе послышались веселые нотки. – Ну, дала и дала, не о чем переживать.
– Как же не о чем!
– Если бы я дал женщине пощечину, это было бы странно.
– А если я, то, можно подумать, это нормально!
– Я исхожу из того, что без веских причин ты бы этого не сделала.
– Ты же говорил, тебе санитары нужны, – напомнила Соня.
Говорил он это, правда, не ей, а тренеру по плаванию, то есть сильному и спортивному мужчине…
– Это очень тяжело, Соня, – сказала Алеся. – Не физически, хотя и физически тоже. Но морально гораздо тяжелее.
– Но вы же…
Еще не договорив, Соня уже устыдилась своих слов. Нашла с кем себя сравнить!
– Мы еще на первом курсе привыкаем, что есть смерть, – сказал Женя. – А у тебя этой привычки нет, и тебе тяжело будет. Вот про что Алеся говорит.
Возразить было нечего.
– Я постараюсь, Жень, – сказала Соня. – Тем более я же понимаю, нельзя, чтобы тебя упрекали, что ты родственницу взял на работу.
– До этого сейчас никому дела нет, – усмехнулся он. – Вслух, конечно, не говорят, но хоть кошку свою приводи, лишь бы польза была.
– Надеюсь, от меня пользы больше будет, чем от кошки, – сказала Соня.
И в первый же свой рабочий день поняла, каким самоуверенным было это заявление. Притом переодевание в защитный костюм оказалось самой малой трудностью того дня.
Когда Соня первый раз вошла в отделение, медсестра, поившая старика из шприца, как птичку – на ее белом комбинезоне фломастером было написано имя Зина, – сказала:
– Сейчас закончу и все тебе покажу. Оглядись пока.
Но оглядеться Соня не успела. К ней подскочила девчонка, стройная, как Барби. На ее комбинезоне было написано – Светка.
– Ты новенькая? Соня, да? Поможешь? – вглянув на надпись на Сонином комбинезоне, спросила она звонким даже сквозь респиратор голосом.
– Конечно! – Соня с готовностью закивала. – А что надо делать?
– Пациентов переворачивать в реанимации. Не бойся, они в медикаментозной коме.
Такое предупреждение не способствовало бесстрашию, но говорить об этом Соня не стала.
Реанимация, примыкавшая к линейному отделению, не испугала ее, а словно по голове ударила. Перестало беспокоить, что по всему телу под защитным костюмом текут струйки пота, и что в респираторе трудно дышать, и что очки запотевают, хотя она по совету волонтера, помогавшего ей одеваться, поплевала на них и протерла сухой салфеткой. Все оказалось несущественным по сравнению с тем, что она увидела.
В пронзительных и тревожных звуковых сигналах, в сверкании разноцветных огоньков на аппаратуре, в ярком свете ламп перемещались между койками одинаковые фигуры без лиц – врачи, или медсестры, или медбратья, или санитары, а скорее, все вместе. Лица были только у пациентов, и смотреть на эти едва различимые под кислородными масками синие лица было страшно до дрожи. Надсадный кашель, стоны, крики были даже громче, чем звуки приборов. И трубки, трубки у всех – небольшие в носу, побольше во рту и в горле, совсем большие и красные в бедрах… Соне показалось, что все эти голые измученные люди не дышат, а агонизируют, и умрут прямо сейчас, у нее на глазах, и спасти не удастся никого.
– Кардиологи пришли своих смотреть, – объяснила Светка. – Вон, с Евгением Андреевичем ходят, видишь? Но это нас не касается. У нас десять переворачиваемых, каждого раз в три часа перекладывать надо. И Саня как назло ногу сломал, тоже нашел время! Он у нас качок, как без него справимся, не представляю. Вон та крайняя тётечка сто двадцать кило весит, прикинь? Не бойся, ты только трубки будешь держать, чтобы не отсоединились.
В следующие полчаса Соня бояться действительно перестала. Вернее, перестала уделять внимание такой несущественной вещи, как собственный страх. Единственное, что ее волновало: не отсоединились бы в самом деле трубки, через которые кислород поступает в эти неподвижные, по виду безжизненные тела, не перепутались бы провода, ведущие к приборам. Каждого больного, в том числе и женщину, весящую сто двадцать килограммов, переворачивали, кроме Сони, еще пять человек, только один из которых был парнем, да и то явно не качком. Ее задача была самой простой, а как справляются остальные, было для нее непостижимо, и особенно – как им удается делать это так слаженно, что даже она с ее физической бестолковостью сумела подстроиться под общее действие.
– Фух! – выдохнула Светка, когда был перевернут последний больной. – В следующий раз – через три часа. – И с беспокойством спросила: – Ты как, Сонь? В обморок не упадешь? А то разные реакции бывают, как только адреналин перестает в кровь поступать.
Соня не была уверена, что во время этой тяжелой физической работы ей в кровь поступал именно адреналин, а не какой-нибудь другой гормон, но ее состояние в самом деле стало полуобморочным. От невозможности глубоко вдохнуть все плыло перед глазами, и пот лился по телу уже не струйками, а ручьями.
– Посиди вон там, возле монитора, – заботливо предложила Светка. – Заодно интубацию посмотришь. На экране посмотришь, не бойся, – уточнила она.
– Ага, посижу… – пробормотала Соня. – Я не долго.
Она плюхнулась на свободный стул рядом с монитором и девушкой, которая вглядывалась в экран сквозь защитные очки. То, что было видно на мониторе, вообще-то происходило и наяву, в нескольких метрах от них. Соня переводила взгляд с кровати на экран и ловила себя на том, что ее плывущее сознание перестает различать эти две реальности.
Голова мужчины, лежащего на кровати, была закинута назад, торчал вверх острый подбородок, заросший седой щетиной. От его рта прозрачная трубка тянулась из желтого шарика к прибору. Соня уже знала, что это аппарат для искусственной вентиляции легких. Мелькали на экране цифры – красные, желтые, зеленые.
Вокруг
