Читаем без скачивания Куда приводят коты - Олег Фомин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочешь к ним присоединиться? – поддразнил любимый голос.
Я захлопнул пасть, башка встряхнулась, взгляд вернулся к шезлонгу рядом.
Но тот уже пустой.
Лишь недопитый коктейль на подлокотнике покачивается, чуткий к морским волнам, в любой момент может упасть.
Я еще раз окинул взором райский островок с беспечными нимфами, вздохнул, на выдохе поборол зов природы.
Уверенный прыжок в тень шезлонга стал одновременно и прыжком в перемир.
Вот так я и Карри перемещались по всей планете, потеряв счет местам, которые посетили, меняя кошачий облик на человечий и наоборот. В какие-то клочки пространства меня выбрасывало без нее, но следующим же рейсом через перемир я снова попадал туда, где оказывалась избранница моего сердца.
Куда нас только не бросало!
Ужинали, как настоящие аристократы, в дорогущем ресторане на крыше небоскреба. Бродили по дощечкам навесного моста над пропастью, устланной туманом и копьями хвойного леса. Играли в покер с какими-то мафиози, после чего, проиграв кучу денег, уносили ноги, а затем и лапы. Затеяли в метро философскую дискуссию с пьяным скрипачом в шляпе, притворившись его галлюцинациями. Скакали и показывали «козу» в толпе на рок-концерте. Сигали вниз с высоченного водопада, обгоняя пенные струи воды…
Святые коты! Если начать записывать места, где мы побывали, понадобится рулон обоев, не меньше! Иногда мы возвращались в Бальзамиру, чтобы просто вздремнуть.
За ее пределами почти везде настигали сфинксы, однако их попытки что-то с нами сделать оканчивались сокрушительным фиаско. Карри им не по зубам просто по определению, а я не по зубам, потому что рядом с ней чувствую себя неприступным, как танк, и всевластным, как арабский шейх. Мне удалось железобетонно уверовать в то, что прихвостни Леона не опаснее, чем осенние листья, которые ветер роняет с деревьев за воротник и швыряет с земли на обувь.
Так и выходило.
Исчезали прямо из-под их носов, вынуждая лысые морды врезаться в стены, мебель или друг в друга, жонглировали ими, как кеглями, раскидывали в стороны, обманывали, заманивали в ловушки… Карри учила всяким магическим хитростям, я привыкал диктовать свою волю перемиру, чувствовать даймены. Но главное, узнал, что можно жить и радоваться жизни несмотря на то, что тебе постоянно и со всех сторон хотят нагадить какие-то мелкие подлецы.
Поэтому мы, хоть и отвлекались на переделки со сфинксами, в первую очередь наслаждались красотами и атмосферой мест, куда нас затаскивал перемир. И наслаждались обществом друг друга.
Впрочем, иногда особо безбашенным Леоновым фанатикам удавалось застать врасплох, но максимум, на что эти марионетки оказывались способны, – сбить меня с толку на момент бегства в перемир, в результате чего он выбрасывал туда, где не было Карри. В половине случаев затягивали даймены – моя бывшая квартира и крыша с надстройкой. Там, как и ожидалось, дежурят сфинксы, но даймены давали мне силу ускользнуть из засады обратно к Карри.
Во время очередной вражеской атаки один из сфинксов превратился в человека, начал палить из ружья дротиками с бирюзовыми светящимися ампулами, и я от греха подальше поспешил нырнуть в перемир, толком не собравшись с мыслями. Все случилось очень быстро. В тот миг я почему-то вспомнил тапочку-котейку, которую оставил под козырьком печной трубы в заброшенной деревне. Мол, хорошо ей сейчас, сидит да сидит, глазеет на леса-поля, никто за ней не гонится, но в то же время… никому не нужна, все о ней забыли…
Эта заблудшая мысль стала ключом, которым перемир открыл проход в тихое сумрачное место, где сразу же окутало необычное сочетание настроений – спокойствия и обреченности.
Я попал на дно высохшего колодца.
Сложенные кольцом старые камни поднимаются высоко, там светит круглый клочок ясного неба. Лучи солнца ласкают лишь самые верхние блоки. А здесь, внизу, прохлада и сырость стали домом для мха и грибов, их колонии соседствуют с трещинами, оспинами, выщербленными углами и ребрами, налипли на прямоугольных контурах плит, словно мохнатые гусеницы.
На земле мох еще гуще. Я вскрыл когтями кусочек зеленого ковра, из-под бурой мякоти врассыпную расползаются многоножки и мокрицы. Запах древности задрожал в ноздрях еще сильнее. Вместе с почвой обнажилась дырявая сгнившая тряпка – память о том, что когда-то здесь жили люди.
Слабый шорох побудил обернуться.
Я увидел котенка.
Серая с темными полосками шерсть слиплась в иголочки. Белый пятачок на груди потускнел от грязи. Кажется, малыш держится с большим трудом. Даже в сидячем положении его покачивает, лапки разъезжаются. Глаза, большие и круглые, вроде бы смотрят, но не уверен, что видят. Котенок чуть-чуть вертит головой, ушки слегка шевелятся, зверек словно пытается понять, что вообще происходит. Сколько он уже здесь? Сутки? Двое? Может, неделю? Судя по всему, жажда и голод измучили настолько, что почти ничего не соображает.
Что-то трепыхается под передней лапкой…
Я подошел ближе.
Мотылек!
Расплывчатая тень моего тела накрыла малыша, он еще какое-то время покрутил головой, поднял ее, и глазенки наконец-то сфокусировались на мне.
«Мяу!»
Пересохшее горлышко даже не смогло издать звук, пушистик просто раскрыл крошечные челюсти.
Его вниманием снова завладел трепет мотылька. Юный охотник, пошатываясь, вглядывается в добычу, хотя сам вот-вот станет жертвой обморока. Не пытается съесть. Сжимает коготки, и шорох крылышек обрывается… Клетка из крючочков медленно становится шире, мотылек начинает оживать… И по новой!
Даже сейчас, на грани смерти, остается любопытным ребенком. Он так и не понял, как здесь оказался. Куда делась мама, где братики и сестрички, почему чудесный солнечный мир резко сменился тьмой и стал таким тесным и пустым… Мох на стенах хранит следы. Видимо, малыш пытался выбраться, но, в конце концов, оставил затею. И продолжил делать то, что от природы делают все котята, – играть. Все куда-то подевались, стало мрачно, но, наверное, это такая игра… Не слишком веселая, но…
Лапки подкосились.
Мотылек высвободился, я успел подставить морду под едва теплый бочок. Лишь благодаря этому комочек шерсти не упал. Придерживая его, я запрокинул голову. Шелестящий треугольничек, кружась, уменьшается на фоне светлого голубого диска…
Взгляд вернулся к котенку.
Грудь наполнило странное чувство, незнакомое…
– Пойдем отсюда, малыш.
Я обошел кроху с другой стороны. Нос дотронулся до полосатого загривка, челюсти нежно сомкнулись на шкурке.
Веки опустились.
Глава 23. Как делаются артефакты
Бальзамира приняла нас в песчаные объятия.
Я опустил котенка на чуть теплую, словно живую, плиту. Одну из многих плит на вершине усеченной пирамиды – гробницы Сехмет, статуя которой прямо перед
