Читаем без скачивания Мастер сахарного дела - Майте Уседа

Мар внимательно посмотрела на девочку – и невольно улыбнулась. Головка ее, в отличие от детей, рожденных естественным путем, была не овальной, а круглой, без припухлости и синяков. Розовый оттенок уже сходил, и для мулатки кожа ее выглядела слишком светлой. Вероятно, подумала Мар, в роду у Фелисии имелись белые предки. Рыжие, как у отца, волосы и светлая кожа – вот и все, что связывало ее с Диего. В остальном же, губы, которыми она посасывала пальчик, были пухлыми, как у матери, тогда как губы Диего напоминали две прямые линии; глазами она тоже пошла не в отца, хотя окончательный цвет определить пока было трудно.

Мар вспомнила о Баси, и в груди так и екнуло. Не рассказывать ей нельзя: она имела право знать о поступке Диего. А что делать дальше – здесь уже совесть подскажет.

Мар прикрыла глаза, пытаясь хотя бы на время отвлечься от блуждавших в голове мрачных мыслей. А когда их открыла, в зале уже стоял Виктор. При виде его сердце скакнуло вверх: с его появлением все вокруг преображалось. Опомнившись, она подумала, что, быть может, ему удастся переубедить африканцев отказываться от новорожденной, и, поднявшись, подошла к нему с ребенком на руках.

При виде ее светлой кожи Виктор нахмурился.

– Значит, это правда…

– Разве она не прекрасна? – спросила Мар.

– Без сомнений. Вздернуть бы этого подлеца на гуацуме. Отрицать отцовство он не может. У нее даже цвет волос такой же.

Мар поджала губы.

– Ответьте мне, Виктор, о чем только некоторые мужчины думают? – произнесла она.

– Просто кто-то обижен на жизнь и мстит ей, творя зло.

– Вымещать месть на беззащитных детях коварно и жестоко. – Мар вздохнула, переведя взгляд на круглолицего младенца. – Только посмотрите, какая она крепкая и здоровая. Нужно лишь, чтобы мать ее покормила.

Виктор улыбнулся и с нежностью посмотрел на ребенка. Мар не сводила с него глаз. Вдруг его лицо помрачнело.

– Что-то случилось?

Взгляд его не сулил ничего хорошего.

– Очень может быть, что мать от нее отречется. Неудивительно: после того, что с ней сделал этот негодяй… К тому же кожа у нее слишком светлая, и волосами она в отца. Некоторые африканские верования в них еще слишком сильны.

– Мать Фелисии произнесла слово, похожее на коко…

– Кокори камо.

– Точно. Что это значит?

– Колдовство. – Виктор глубоко вздохнул. – В любом случае скоро мы все сами узнаем. А пока – вынесем ее на улицу: чувствуете, как здесь пахнет нефтью?

Мар не чувствовала: ее нос привык к парам «Листера», и его сладковатого запаха она уже не ощущала. Хорошенько укутав младенца, Мар последовала за Виктором на крыльцо, и уже на улице они присели на стоявшую у стены скамью. Напротив в ряд росли несколько пальм, чьи высокие кроны в темноте были едва различимы. Теплая синяя карибская ночь показалась Мар лучшим убежищем для нуждавшейся в красоте души, окутанной мраком. А от присутствия рядом Виктора становилось еще уютней. Руки их соприкасались, и успокаивающее дыхание Виктора сливалось с кряхтением новорожденной.

– Вы были бы хорошей матерью, – прошептал он.

Она с благодарностью улыбнулась и посмотрела на девочку, которая, восполняя отсутствие еды, посасывала большой пальчик.

– Когда-то я этого желала.

Мар утаила, что никогда не встречала мужчины, вызвавшего бы в ней желание с ним слиться, а без этого зачать ребенка, разумеется, невозможно. Чувства, которые пробуждал в ней Виктор, были обречены, а потому она подавляла их со всей решительностью человека, не готового страдать по чему-то призрачному.

– Желания не исчезают никогда. Они возникают с нами – и с нами же умирают.

– Вы чего-нибудь желаете, Виктор?

– Мы говорили о вас, – ответил он. Но, устремив взгляд вперед, на лежавшую на пальмах ночь, он с глубоким вздохом добавил: – В детстве я желал, чтобы мама была жива и чтобы она пришла за мной. О ней я знаю лишь то, что рассказывали другие. Отец всегда был человеком властным. И когда выпивал, терял всякое самообладание. А выпивал он часто. Чтобы, как он оправдывался, вести дела. Все знали, что он избивал маму палкой, потому-то она от него и ушла. Так было лучше. Но мне хотелось, чтобы она забрала с собой и меня. Много лет я злился на нее за это, но со временем понял: отец ни за что бы ей не позволил. А через несколько лет она умерла от тифа. Чем отец и воспользовался – и снова женился.

– Сочувствую. Тяжелое детство.

– Так и есть. Как и у многих других. Отец был одним из крупнейших производителей консервов на севере Испании. Если не брать во внимание его приступов гнева, он обладал блестящим умом и развитой интуицией для ведения дел. Ему всегда нравились женщины, поэтому найти вторую супругу труда ему не составило. Долгие годы я жил в страхе, что я такой же, как он.

– Я убеждена, что вы не такой.

– Мне льстит ваша уверенность. Но, вернувшись из Китая уже возмужавшим, в зеркале я увидел его. Его лицо. И ужаснулся. Отец был человеком противоречивым: трезвый, он очаровывал, а когда выпивал, то превращался в самую настоящую скотину. Быть может, именно поэтому я никогда не напиваюсь.

– Боитесь, что алкоголь подействует на вас так же.

Виктор еле заметно кивнул.

– Мне понадобилось немало времени, чтобы убедиться, что за исключением некоторых черт внешности меня с отцом не роднит ничего. Вот уже много лет я не получаю от них с мачехой новостей. И даже не знаю, живы ли они до сих пор.

– У них были еще дети?

– Трое. По крайней мере, их было трое, когда я уезжал на Кубу.

Тогда Мар поняла, почему в воскресенье, когда она обрабатывала ему у него дома ожог, Виктор с такой горячностью заявил, что если бы кто-то силой попытался забрать у него ребенка, то, будь он отцом, он бы защищал его до конца.

– Теперь вы знаете, что моей мечте сбыться не суждено. Разве что мать воскреснет, а я вернусь в детство.

– Скоро вы обретете собственную семью и сможете дать ей то, чего не было у вас.

– Так и есть. Пока я еще не совсем состарился. – Он с нежностью заглянул ей в глаза и добавил: – А ваше желание, сеньорита Мар, осуществимо.

Она снова посмотрела на девочку. В руках ощущалось тепло ее крошечного тельца, которое придавало ей сил и заставляло ее забыть о тех ужасных обстоятельствах, в которых ее зачали. Возможно, Виктор прав, и ее желание стать матерью вовсе не невозможно, а тем более здесь, в месте, где стирались всякие границы европейской морали. Добро и