Читаем без скачивания Мастер сахарного дела - Майте Уседа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, что вмешались, – сказала она, направляя разговор, грозивший обернуться слишком личным, в другое русло. – Если бы не вы, Манса бы ни за что нам не позволил отвезти ее в медицинскую часть. Вы спасли их обеих.
– Как бы не так, – произнес он, глядя на нее. – Это все вы и ваш отец. – Он ненадолго задумался и продолжил: – И все это – ради чего? Зачем мы их спасли? У вас есть ответ?
Мар посмотрела на новорожденную.
– Чтобы у них был шанс.
– Смешение культур обнажает все самое худшее. Сомневаюсь, что у них будет шанс, о котором вы говорите.
– Значит, вы не верите в изменения?
Сидевший рядом Виктор глубоко вздохнул. Он молчал, и вопрос так и остался висеть в воздухе, будто ответа на него не существовало.
Двумя часами позже Мар уснула у него на плече, пока он приглядывал за младенцем. Он впервые в жизни держал на руках новорожденного. Глядя на его хрупкое, беззащитное маленькое тельце, он раздумывал, как можно было причинить ему вред.
Где-то залаяла собака. Ближе, в густой растительности, прокрадывался какой-то зверек. Но преобладали в ночной свежести стрекот антильских сверчков и гул паровых машин, которые с самого начала уборки мололи сахарный тростник день и ночь.
На лицо Мар упало несколько локонов. Виктор убрал ей за ухо самую крупную прядь. Мар шевельнулась и, разместившись удобнее, обхватила его руку. Виктор не двигался, стараясь не потревожить ее сон. Напряжение последних нескольких часов, нескольких дней совершенно ее утомило. Ему было приятно ощущать тепло ее ловких, умелых рук, способных на гораздо большее, чем думала она сама. Виктор восхищался женщинами вроде Мар, их стойкостью и выносливостью. А Мар Альтамирой он начал восхищаться еще до знакомства, и этот родившийся из писем восторг день ото дня лишь увеличивался.
Виктор вдруг ощутил, что такую женщину он мог бы любить всю жизнь, даже если бы она была полна препятствий и невзгод. Мар тверда, решительна и умна. Разговорами она не довольствовалась: она действовала.
Но углубляться в подобные размышления он не стал: они несправедливы по отношению ко всем, а потому он задумался над другим – над вопросом о будущем острова, который задала ему Мар. Существовавшее на Кубе равновесие было шатким: при малейшем волнении ее могло качнуть в любую сторону. Виктору претила модель, на которой держалось все производство на острове: изначально использовался труд рабов, которые затем превратились в большинстве своем в наемных рабочих, терпевших произвол владельцев асьенд. С другой стороны, африканцы не хотели отказываться от своих порой жестоких традиций, ритуалов и суеверий, вступавших в резкое противоречие с католическим вероучением, господствовавшим над жизнью и смертью белых. Общее недовольство было тем выше, чем усерднее белые старались – и, надо сказать, тщетно – деафриканизировать то, что некогда африканизировали. Пока не раздавался новый клич, за которым вспыхивали восстания, пожары и сведения счетов. Иногда эти события перетекали в войну, но в большинстве случаев заговоры сводились к одиночным восстаниям, которые порождали лишь новую волну ненависти. И так по кругу. В то время они проходили через переломный этап с непредсказуемыми последствиями. Случиться могло все. Или ничего. Фрисия знала об этом и поэтому жила в постоянном страхе, что ее рабочие в любой момент могли взять правосудие в свои руки. Потому она ни шагу не ступала без Орихенеса, который, будучи существом примитивным, жрецом, преданным лукавым ориша, совершенно не ценил собственную жизнь. Ведь, вопреки всеобщему мнению и несмотря на свой рост, был он не мандинга, а конго. Манса это знал, как знал и то, что конго боялись больше остальных за их склонность к колдовству и кровавым ритуалам.
В венах тропического острова пульсировали добро и зло Африки.
Африка.
Виктор видел слезы многих несгибаемых, словно стволы твердого дерева, негров, когда свободными воскресными вечерами, при свете свечей, сидя на земле, они слушали истории урожденных африканцев вроде Мансы, рассказанные под звуки креольских барабанов и гуиро, отдававшихся в головах. В их лицах и глазах отражалась жажда по львам, и пустыням, и жирафам, и слонам. В такие мгновения в них зарождалась надежда – надежда вернуться и когда-нибудь поцеловать обожженную солнцем африканскую землю. Но эти чаяния растворялись уже в утренних лучах понедельника, в ударах мачете по сахарному тростнику под строгим контролем надсмотрщика. Манса призывал их забыть об Африке, говоря, что им никогда не ступить по земле предков, что их призвание в этой жизни – превратить Кубу в новый дом и отвоевать у белых свою независимость.
«Вот в чем дело».
* * *
Полпятого ее разбудил колокольный звон, и Мар, испуганная и немного растерянная, подняла голову. Заметив, что во сне она вцепилась в руку Виктора, Мар тут же разжала пальцы. Оставив на него девочку, она отправилась проверить роженицу. Когда же она вернулась, Виктор не хотел отдавать ей ребенка, чтобы она не перетруждалась.
Одной рукой поправив волосы, она улыбнулась ему в ответ.
– Простите. Я воспользовалась вашей добротой. Ступайте домой и прилягте ненадолго перед работой.
Она протянула руки. Виктор вернул ей девочку, которая тоже уже очнулась и готова была вот-вот расплакаться.
– Не волнуйтесь за меня, – прошептал он, протягивая ей младенца. – Я мало сплю. Эта девчушка вела себя хорошо. Теперь же ей предстоит убедить свою мать покормить ее.
Погруженная в собственные размышления, Мар смотрела на него, не отводя глаз.
– О чем вы думаете? – спросил Виктор.
– Так, пустяки. Я думала о поворотах, которые преподносит судьба, и о сочувствии.
– О сочувствии?
– Да, я сочувствовала одной женщине, которую насильно выдавали замуж за совершенного незнакомца. Помню, какой счастливицей я тогда себя ощущала, ведь меня никто не заставлял, ведь у меня была возможность принимать решения самостоятельно. Теперь же я думаю о том, как ей повезло, потому что ее будущий супруг – замечательный человек.
Мар поднялась и, прежде чем войти в медицинскую часть, взглянула на Виктора. Она уже отошла от него, как вдруг он окликнул ее:
– Сеньорита Мар. – Она обернулась, покачивая на руках начавшую уже хныкать новорожденную. – Вы спрашивали, верю ли я в изменения.
– Уже нашли ответ?
– Я думал над этим, пока вы спали.
– И?
– Мой ответ – это вы.
– Не смейтесь надо мной.
– Я
