Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он принял решение бросить артиллерию, в которой не имел нужды, ибо мысль об артиллерийских боях даже не приходила ему в голову. Тысяча сто солдат могли защитить его от жандармов или командира батальона, прочее сопротивление он рассчитывал преодолеть самим эффектом своего появления. Либо при виде знаменитого сюртука и шляпы падет к его ногам первое же посланное навстречу подразделение, а за ним и вся армия, либо он умрет на большой дороге смертью самых отъявленных злодеев. Артиллерия была тут бессильна. Наполеон приказал погрузить на мулов остатки своей небольшой казны, составлявшие 1,7–1,8 миллиона франков, и двинулся в путь.
Он решил покинуть Канны в полночь. В то же время послали в Грас гонцов, чтобы заготовить продовольствие и сдать в печать две прокламации, множество копий которых уже изготовили офицеры Наполеона на борту брига. Прокламации имели следующее содержание.
«Французы, – говорилось в первой, – победы в Шампобере, Монмирае, Шато-Тьерри, Вошане, Мормане, Монтро, Краоне, Реймсе, Арси-сюр-Обе и Сен-Дизье, восстание храбрых крестьян Лотарингии, Шампани, Эльзаса, Франш-Конте и Бургундии, а также позиция, которую я занял в тылах неприятельской армии, отделив ее от складов, боеприпасов и экипажей, поставили захватчиков в отчаянное положение. Французы никогда не были так близки к победе, и отборные войска коалиции нашли бы себе могилу в краях, жестоко ими опустошенных, если бы предавший нас герцог Рагузо не сдал столицу и не дезорганизовал тем самым армию. В ту же минуту предательство герцога Кастильоне, которому я вверил достаточные для разгрома австрийцев силы, способные довершить в тылах неприятеля наш триумф, ускорило разгром. Непредвиденное поведение двух генералов, предавших родину и своего государя и благодетеля, переменило исход войны. Эти прискорбные обстоятельства сокрушили мое сердце, но мой дух остался непоколебим. Считаясь только с интересами родины, я удалился на остров и сохранил себе жизнь, которая еще может быть вам полезной…»
Объяснив свое поражение, Наполеон старался охарактеризовать дух эмиграции, которая опиралась, по его словам, на иностранцев и стремилась восстановить все несправедливости феодального режима.
«Французы, в изгнании я услышал ваши жалобы и ваши пожелания; я пересек моря среди опасностей всякого рода; я возвращаюсь к вам востребовать свои права, которые являются и вашими правами. Я предам забвению всё, что люди сделали, написали и сказали после взятия Парижа, и сохраню память только о важных услугах, которые они оказали мне, ибо природа некоторых событий превышает человеческие силы. Французы, нет такой нации, как бы мала она ни была, которая не имела бы права уйти от бесчестия повиноваться государю, навязанному победившим врагом. Когда Карл VII вернулся в Париж и опрокинул эфемерный трон Генриха VI, он признал, что получил трон доблестью своих храбрецов, а не от принца-регента Англии. И только вам одним и храбрецам армии я всегда буду обязан всем».
Армии Наполеон говорил:
«Солдаты!
Мы не были побеждены: два человека из наших рядов предали нашу славу, свою страну и своего государя и благодетеля.
Разве могут притязать командовать вами и сковать наших орлов те, кто никогда не мог вынести их взгляда, кто в течение двадцати пяти лет носился по Европе, натравливая на нас врагов, кто провел жизнь в борьбе с нами в рядах иностранных армий, проклиная нашу прекрасную Францию? Разве мы потерпим, чтобы они унаследовали плоды наших трудов, завладели нашими почестями, нашим достоянием, оклеветали нашу славу?! Если их правление продлится, погибнет даже память о наших незабываемых победах.
Ваш генерал, призванный на трон народом и возвеличенный вами, вернулся к вам, присоединяйтесь к нему!
Сорвите отвергнутые нацией белые кокарды, под которыми двадцать пять лет объединялись враги Франции. Наденьте трехцветные кокарды, которые вы носили в ваши великие дни. Мы должны забыть, что были властителями народов, но мы не потерпим и вмешательства в наши дела. Кто посмеет повелевать нами? Водрузите орлов, которые были с вами в Ульме, Аустерлице, Йене, Эйлау, Ваграме, Фридланде, Эсслинге, Смоленске, Москве, Лютцене, Монмирае! Встаньте под знамена вашего командира. Его жизнь – это ваша жизнь; его права – права народа и ваши права; его интересы, честь и слава – не что иное, как ваши интересы, честь и слава. Победа двинется атакующим шагом; орел с флагом нации долетит с колокольни на колокольню до самых башен Нотр-Дама. Тогда вы сможете с честью показать свои шрамы; тогда вы сможете похвалиться своими делами: вы станете освободителями родины».
Так Наполеон, не заботясь о справедливости, предавал суду солдат Ожеро и Мармона, которых, как он знал, ненавидели в армии. Правам Бурбонов он противопоставлял народное право и тем самым прикасался к самому чувствительному нерву французов. Он обещал забвение, приписывая некоторые людские слабости всесилию революций, и призывал надеть трехцветную кокарду, припрятанную, как он знал, в ранцах солдат.
Прежде чем пуститься в путь, Наполеон отправил обратно к острову Эльба свою флотилию, дабы она возвестила его матери и сестре об успехе первой половины экспедиции, и приказал «Непостоянному» перевезти их в Неаполь, где они могли в безопасности дожидаться окончания кризиса.
К вечеру он приблизился к Каннам, а в полночь отбыл в Грас следом за Камбронном, который вышел вперед с подразделением в сто человек. В центре двигался батальон Старой гвардии, сопровождавший казну и боеприпасы, замыкал движение корсиканский батальон.
По выходе из Канн начиналась горная дорога, по которой предстояло двигаться до Гренобля восемьдесят лье. К рассвету 2 марта прибыли в Грас. Несколько часов, проведенных в окрестностях Канн, были употреблены на то, чтобы приготовить рационы, раздобыть лошадей и напечатать обе прокламации. Начиная с этой минуты, Наполеон решил не терять более ни часа, дабы прибыть в Гренобль раньше, чем туда подоспеют приказы из Парижа. Он позавтракал стоя, в окружении членов своего штаба, вне городских стен и на глазах любопытных, но недоумевавших жителей, не выказывавших ни малейших признаков энтузиазма, который он надеялся вскоре встретить.
В восемь часов утра Наполеон пустился в путь и потратил многие часы на то, чтобы взобраться по обледенелой тропе на возвышенную цепь, отделяющую морское побережье от бассейна реки Дюранс. Наибольшая часть пути была проделана пешком. Солдаты, которые смогли раздобыть лошадей, двигались рядом с животными, остальные шли следом, перенося снаряжение на плечах. Холод был жестоким, и Наполеону нередко приходилось спускаться с лошади, чтобы согреться на ходу: упражнение, к которому он был непривычен.
Вечером остановились на ночлег в Сераноне, деревушке, состоявшей из нескольких ферм. Солдаты устроились в ригах, а Наполеон нашел подходящую постель в сельском доме одного из жителей Граса. В первый день удалось
