Читаем без скачивания Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

Для народных гуляний использовалась также Исаакиевская площадь, но начиная с 1810-х гг. традиционные гуляния перенесли на Театральную площадь. Продолжали устраиваться они и на Адмиралтейской площади, где возводились всевозможные балаганы для представлений. С 1824 г. самое престижное место на Адмиралтейской площади занимал Амфитеатр Турниера. Жан Турниер содержал великолепную труппу, которая демонстрировала высшее мастерство вольтижировки и гимнастического искусства на лошадях. Позднее он построил собственный цирк. С 1827 г. основным местом проведения зимних гуляний «под горами» опять стала Адмиралтейская площадь. Вдоль Адмиралтейства устраивалось от 9 до 16 балаганов.

Санкт-Петербургская полиция в такие дни пыталась регулировать скопление народа и экипажей. Газета «Северная пчела» от 20 апреля 1826 г. в разделе «Внутренние известия» поместила следующее объявление: «Санкт-петербургской полиции обнародовано объявление о распоряжениях для соблюдения порядка во время съезда на гулянье перед качелями на площади Каменного театра… Проезд по Офицерской или Екатерингофской улицам через Харламов мост, а из 4-й и Нарвской частей через Кашин мост к Никольской площади… Если нужно, и через Поцелуев мост… Экипажи в 4 ряда. Для поворота должны занимать крайний ряд… Оканчиваются в 7 часов пополудни». Неприятным событием был известный пожар 1836 г. балагана Лемана, повлекший человеческие жертвы.

В 1860-е гг. появились также программы площадных театров, но общедоступные театры конца XIX в. нанесли удар по традиционным балаганам. Позднее, с 1873 г., под балаганы, карусели и прочие масленичные и пасхальные увеселения было отведено Марсово поле (Царицын луг). С 1898 г. балаганы переместились с Марсова поля на окраинные Преображенский и Семеновский плацы.

Во время Великого поста: Святая неделя и катания на санях

Празднование Великого поста вносило свои коррективы в ритм столичной и придворной жизни. Великая княжна Ольга Николаевна записала в своих воспоминаниях о 1838 г.: «После начала поста был конец всем празднествам. Только немногие приглашенные собирались по вечерам у Мама в зеленом кабинете, где по большей части читали вслух. Между этими гостями часто бывали княгиня Барятинская со своей дочерью Марией…» [725] Упомянутая Мария Барятинская в 1841 г. выйдет замуж за Михаила Кочубея, а через восемнадцать месяцев скончается. Ее сестра Леонилла станет княгиней Витгенштейн. Православная Долли Фикельмон пишет в дневнике от 7 апреля 1833 г.: «Великая неделя… Я благополучно начала ее, посвятив себя молитвам… В понедельник в 6 часов утра причастилась вместе с тетей Ниной в Казанском соборе средь простого и незнакомого люда» [726] . Во время этой недели Николай I старался уединиться или в Аничкове дворце, или в петергофском Коттедже. 15 февраля 1838 г. М. А. Корф записал в своем дневнике: «Сегодня (во вторник) государь уехал в Петергоф и, как думают, на всю первую неделю поста» [727] .

Собственно, относительно «тихим» Санкт-Петербург был только первую неделю Великого поста. Православный по вероисповеданию лицейский сокурсник А. С. Пушкина барон М. А. Корф записал в своем дневнике 6 февраля 1839 г.: «Сегодня чистый понедельник, и после шумного бешенства масленицы Петербург воротился нельзя сказать к тишине, но, по крайней мере, опять к обычной своей жизни. Так называемые немцы, т. е. все вообще иностранцы или, лучше сказать, иноверцы, довеселиваются еще свои два дня, но по соразмерности их к массе населения это уже капля в море. Завтра, впрочем, пляшет для них Тальони в последний раз перед отъездом за границу. Государь уехал со своею семьей на неделю в Петергоф. Балаганы ломают, музыка умолкла, танцы остановились, театры закрыты, всякий сидит дома и слушает себе, пожалуй, монотонный и меланхолический звук великолепного колокола. Но Петербург принимает такой мрачно-серьезный вид только на одну первую неделю поста. Пройдет она, и начнутся опять роуты (рауты. – Л. В.) и концерты, живые картины, и вист, не будет только балов, но и то в самом городе. Кто не устал еще от карнавальных плясок, те выезжают в шумных пикниках за город и там танцуют себе, как до поста» [728] .

О постановке живых картин при дворе вспоминала и А. О. Россет-Смирнова, выступившая как-то в роли Марии Гонзаго в постановке по роману Альфреда де Виньи «Сен-Марс» [729] .

На страницах дневника Долли Фикельмон при описании Великого поста 1830 года (первого, который она провела в России) упомянуты прогулки в санях по Невскому проспекту и Английской набережной (26 февраля), санная прогулка до знаменитого «Красного кабачка», что в шести верстах по Стрельнинской дороге (4 марта). А на следующий день она записала: «Еще одна санная прогулка, очень удачная. Чаепитие у нас и ужин в Стрельне… В Стрельне катались цугом, играли в разные игры, очень шумные и забавные» [730] .

О шумной прогулке на каменноостровскую усадьбу «Дюваль», бывшую усадьбу придворных ювелиров Дюваль, проданную к этому времени отцу барона П. А. Фредерикса Андрею Ивановичу, рассказывает в своем дневнике за 12 февраля та же мемуаристка: «Вчера, 11-го, провели изумительный день. Лобанов организовал загородную санную прогулку, необыкновенно успешную. Из женщин участвовали Мари Пашкова, Луиза Баранова, молодая Дубенская, Текла (Фекла – А. В.) Шувалова, мадам Фредерикс (невестка хозяина дачи статс-дама Цецилия Владиславовна Фредерикс – А. В.), Адель, Катрин (сестра Долли, фрейлина. – А. В.) и я <…> Мы собрались у Мари (Мария Пашкова. – А. В.) и выехали во второй половине дня. Стояла великолепная погода. Дамы бросили жребий на кавалеров. Мне выпал Скарятин (Григорий Яковлевич Скарятин, сын одного из убийц Павла I Я. Ф. Скарятина, кавалергард, будущий генерал-майор, погибший во время Венгерского похода. – А. В.). Посреди Невы нас поджидали огромные пошевни с привязанными к ним цугом пятнадцатью маленькими санками. Мужчины, ехавшие в санках в конце обоза, падали на поворотах… Прибыли в усадьбу "Дюваль" на Каменном острове. Там все было подготовлено к нашему приезду. До пяти часов катались с ледяных горок на маленьких санках и на ковре. Потом, переодевшись, обедали. Танцевали, веселились, как безумные, до половины девятого, снова переоделись и опять катались с горок. Возвращались таким же образом, как прибыли, и в половине одиннадцатого были дома. Но все получилось великолепно, все проявляли исключительную светскость, искреннюю веселость, полное присутствие претенциозности или стеснительности… Лобанов (генерал-майор князь Алексей Яковлевич. – Л. В.) все устроил восхитительно, изысканно, с большим вкусом. Следует также заметить, что он кокетничал почти со всеми женщинами из нашей компании…» [731]

Катание с гор было традиционным развлечением в России, о котором писали многие иностранцы. Некоторые детали этих катаний подметила Виже-Лебрен: «Невзирая на прежестокую стужу, они (русские. – Л. В.) устраивают катание на санях, как днем, так и ночью при свете факелов. В некоторых кварталах сооружают снежные горы и по ним с бешеной скоростию скатываются вниз, впрочем, без малейшей опасности, поелику нарочито приставленные люди сталкивают вас сверху и принимают снизу» [732] .

Катальные горы часто сооружались на окраине Петербурга. Газета «Северная пчела» от 9 января 1826 г. поместила объявление: «На будущей неделе начнут строить здесь в Петербурге катальные горы в Екатерингофе и на Крестовском острове, которые простоят всю зиму и во всякое время будут открыты для публики». Пожалуй, только зима 1831 г. проходило тихо, так как на русское общество налегла темная тень польского восстания. Кстати, по примеру зимних катальных гор для императорских детей во дворцах (в частности, в Гатчинском дворце) стали делать небольшие деревянные катальные горки.

На следующий год жизнь постепенно вошла в прежнюю колею. Великая княжна Ольга Николаевна вспоминала о 1832 г.: «Зима была прекрасной, не омраченной никакими событиями, с массой веселых развлечений для взрослых. Наши еще молодые Родители охотно бывали в обществе, и Мама, которой "ожидание" (беременность. – Л. В.) так часто мешало танцевать, наслаждалась этим. Устраивались зимние игры, поездки на санках с ледяных гор, парадные обеды, на которых разыгрывались партнеры для санок на следующий день, и Мама и Сесиль часто нам со смехом рассказывали об этих развлечениях» [733] .

Императорский двор развлекался обычно на Елагином острове. О развлечениях императорской семьи и двора Долли Фикельмон записала в дневнике от 18 февраля 1832 г.: «День прошел восхитительно. Нас пригласили провести его в Елагине. Отправились туда на санях в час пополудни. […] По прибытии в Елагин мы уже застали там самую красивую и элегантную часть общества, как и многих молодых офицеров… Вскоре прибыл и Двор. Императрица, как и всегда прекрасная и сияющая, привезла своего чудесного маленького цесаревича. После этого все уселись в салазки — довольно дикая царская потеха, поскольку все приходят в восторг при виде падающих из саней людей. […] Потом мы наспех переоделись и в пять часов уже танцевали. В шесть обедали, затем снова танцевали до восьми, после чего смотрели маленький французский спектакль, довольно посредственный, вновь живые, веселые танцы до одиннадцати вечера и, наконец, ужин» [734] . Рассказывая о Великом посте на следующий 1833 г., Долли Фикельмон записала: «Первая неделя, как обычно, прошла в уединении и молитвах. Но следующее воскресенье снова было похоже на масленицу. Целый день мы провели со Двором в Елагине. Сначала прогулка в пошевнях, с прицепленными к ним салазками , затем катание с ледяных горок, но в этот раз у меня было меньше смелости, чем прежде. […] Очень забавно кататься в пошевнях, называемых здесь дилижансом и вмещающих шесть-восемь человек. […] Все это продолжалось почти до шести часов вечера. Потом мы отправились переодеваться и в 7 часов собрались на ужин, все вместе усевшись за общий длинный и узкий стол, как в монастырских трапезных. Выйдя из-за стола, начали играть в разные игры – в жмурки, и горелки, и еще тысяча других безумств, которым мы очень весело предавались почти до одиннадцати часов вечера.