Читаем без скачивания Мастер сахарного дела - Майте Уседа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне он о подобных вещах не рассказывает, сеньора.
– А о чем он тебе рассказывает?
Паулина пожала плечами.
– О работе, о лошади…
Фрисия резко сложила веер, рассекши воздух.
– Не верю.
Сердце Паулины забилось с бешеной скоростью, и державшие стебли пальцы невольно сжались.
– Даже если бы он что-то и затевал, то вряд ли признался бы мне, – выпалила она, защищаясь. – С его стороны это было бы глупо. Мы только узнаем друг друга.
Немного придя в себя, Фрисия глубоко вздохнула.
– Тут ты, может, и права. У Виктора много недостатков, но слабоумием он точно не страдает.
Фрисия уже собиралась добавить что-то еще, но Паулина ее опередила.
– Потерпите немного. В воскресенье мы поженимся. Через месяц… или два, когда он полностью будет мне доверять, я выведаю все, о чем Виктор Гримани думает, что его беспокоит и что он затевает. И расскажу вам.
Фрисия от удивления вскинула брови.
– Точно?
– Не сомневайтесь. При условии, что вы тоже выполните свое обещание.
– Какое обещание?
Паулине пришли на ум слова Виктора: Фрисия, говорил он, никаких денег ее родным не отправит. Теперь она отчетливо убедилась, что Фрисия даже не помнила об их уговоре. Потому, сказав ей неправду, угрызений совести она не почувствовала.
– Вы обещали отправить моим дяде с тетей деньги на откуп моего брата от армии.
– Ах, это обещание… – Фрисия снова раскрыла веер. Хмурое выражение с ее лица исчезло, и она опять выглядела довольной. – Ну, конечно. Ты выполни сначала свою часть, а я потом выполню свою. Когда вы станете жить вместе, Виктор разделит с тобой все горести и печали. Для этого он и хотел жениться. – Фрисия подошла к Паулине ближе и взяла ее под руку. От ее прикосновения Паулина вздрогнула. – И помни: ты можешь обратиться ко мне в любое время, выпьем кофе в саду, я помогу тебе советом. Как ты знаешь, семейная жизнь вначале может быть непростой, а в твоем случае трудности возникнут непременно. Вы, в конце концов, знакомы без году неделю. Можешь на меня положиться: от меня толку куда больше, чем от отца Мигеля, который только и может, что рассуждать о Боге, ничего при этом не делая. И во что бы то ни стало не ведись на россказни этой двуличной докторовой дочери, иначе останешься, как она, одинокой и обиженной на весь мир. От своего одиночества она совсем остервенела. Она чуть не ударила моего надсмотрщика, представляешь? Подумать только! Ответь он ей, я бы и пальцем не пошевелила. А что, нечего нос совать, куда не просят. Терпеть не могу людей, которые не знают, что делать со своей жизнью, и вмешиваются в чужие. Будто бы им право на то кто давал. Я бы ее давно уже прогнала отсюда, да доктор нам нужен. Ты лучше бери пример с Росалии – она с Гильермо довольна. Поначалу она хотела было пойти на попятную. Да, Гильермо – тот еще невежа и болтун, но право на семью у него такое же, как у остальных. А я делаю все, что в моих силах, лишь бы они довольны были. Надсмотрщики и должны быть грубыми и бесцеремонными, иначе никакого порядка не дождешься. Росалия честолюбива. Я сказала ей, что у Гильермо рано или поздно будет собственная асьенда, что он уже купил земли, осталось лишь в течение нескольких лет накопить на техническое оснащение, а это – большие финансовые вложения. И ее как подменили. Видела бы ты ее: у нее чуть глаза из орбит не повылезали. Теперь же ей надо набраться терпения и поладить с его недостатками. Скоро появятся дети, а с ними – уйдут и ужимки. – Фрисия замолчала и взяла Паулину за локти. Паулина глядела на нее – и не узнавала. Минуту назад она на дух ее не переносила, а теперь вела себя с ней, как с подружкой. – Как твоя голова?
Пробормотав что-то невнятное, Паулина ответила:
– От прогулок по саду мне лучше.
– Гуляй, сколько хочешь, а цветы мои не трогай. – Фрисия зловеще улыбнулась. – Возвращайся-ка лучше к себе – хилым солнце вредно.
Подобное обращение уязвило Паулину: хилой она себя не считала. Неграмотной – да, но только не хилой и не слабой. Потому в комнату она вернулась, зализывая раны. На землях у дяди с тетей она работала, как вол, переносила и холод, и дождь, и град, и пальцы у нее были постоянно обморожены. Слабой она себя никогда не чувствовала: сил и желания ее лишала одна только глубокая печаль. Но плоть ее была такой же выносливой, как у любой другой женщины. Воскресная мигрень быстро прошла. Только члены ее ощущались вялыми, тяжелыми и ленивыми, точно сухие ветви дерева. Подобного она прежде не испытывала. Даже в самые грустные мгновения жизни в ней сохранялась энергия молодости. То, что делалось с ней в последние дни, ее существу было совершенно не свойственно.
В комнате, оставшись наедине с собой, она с облегчением выдохнула. Нет, причиной ее плохого самочувствия была Фрисия, и у нее никак не выходило из головы увиденное там, в тоннеле. К счастью, жить с ней под одной крышей оставалось всего три дня. Когда она выйдет за Виктора, ноги ее в этом доме не будет.
Паулина поставила букет в вазу с водой. Самые большие цветы теперь едва выдерживали собственный вес и некрасиво свисали со стеблей. Но Паулину это не смущало: поставив вазу на тумбочку, она всей грудью вдохнула их сладкий аромат и прилегла ненадолго отдохнуть.
Она провалилась в глубокий сон и проспала до самого обеда; а когда проснулась, перед глазами стояли сцены из привидевшегося кошмара с участием Санти. В день их с Виктором свадьбы он вдруг появился в церкви и стал ее упрекать, как при живом-то супруге она могла выйти замуж за другого. В голове все еще раздавался его голос, порицавший ее за позабытую любовь. Все было отчетливо, словно в жизни. Словно не во сне, а наяву.
Она поднялась с кровати, и в висках резко застучало. Точно так же начиналась мигрень в воскресенье, и Паулина испугалась ее возвращения. Приведя себя в порядок, она осталась ненадолго в спальне дожидаться, когда пробьет три, чтобы пойти в столовую. Фрисия к тому времени, должно быть, уснет. Тогда Паулина снова вошла в уборную и посмотрела на себя в зеркало, занимавшее чуть ли не всю стену. С глазами опять творилось что-то необыкновенное.
«Что со мной?»
