Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наполеон велел также обнародовать характерные выдержки из иностранных газет и из «Рейнского Меркурия», чтобы публика не могла более сомневаться в намерениях держав. Ничто не мешало теперь обнародовать декреты о вооружении Франции. Армии, хотевшей восстановления Империи, сельским жителям, хотевшим поддержать нерушимость продаж государственного имущества, всем, желавшим отомстить эмигрантам за Революцию, надлежало сплотиться и поддержать вождя, которого они вернули на трон.
Вместе с упомянутыми актами Наполеон повелел обнародовать декреты о призыве бывших военных и мобилизации Национальной гвардии. Декреты, основанные на предыдущих законах, имели законный характер и не означали применения абсолютной власти, которую Наполеон некогда себе присвоил. Бывших военных призывали защитить дорогую их сердцу Францию, обещая отпустить немедленно по заключении мира. Они могли явиться в полки, в которых служили раньше, или присоединиться к полкам, расквартированным поблизости. Национальные гвардейцы в возрасте от 20 до 60 лет подлежали гарнизонной службе, а гвардейцы от 20 до 40 лет, в зависимости от возраста, физической силы, склонностей и семейного положения могли быть призваны в элитные роты для службы в крепостях и на флангах действующей армии. Окружные комитеты, состоявшие из супрефекта, члена окружного совета и офицера жандармерии, отбирали людей для элитных гренадерских рот. Зажиточные граждане обязывались добыть обмундирование за свой счет, остальные получали обмундирование за счет департаментов. Вооружение тех и других брало на себя государство. Офицеры, начиная с командира батальона, назначались императором, ниже этого звания – департаментскими комитетами по представлению окружных комитетов. Министры полиции и внутренних дел присоединили к декретам циркуляры для префектов, в которых старались возбудить рвение граждан.
Будучи не удовлетворен обнародованием актов держав, Наполеон захотел лично выступить перед Национальной гвардией Парижа, на ненадежность которой ему указали в минуту прибытия. Гвардия состояла из высшего и среднего торгового сословия столицы, словом, из той доброй буржуазии, которая хотела скорее исправления Бурбонов, нежели их свержения и замены Наполеоном, ожидая от него войны и отсутствия свободы. Однако, хотя Наполеон вернулся без ее участия и почти вопреки ей, он вернулся в некотором роде чудом и не пролив ни капли крови; он удалял эмигрантов, хотел восстановить принципы 1789 года и славу Франции, столь дорогую жителям столицы; наконец, ему грозила Европа, желавшая уничтожить его средствами возмутительными и покушавшимися на национальную независимость! Этих мотивов было достаточно, чтобы парижская буржуазия примкнула к нему, как и все честные граждане.
Национальную гвардию собрали в воскресенье 16 апреля на площади Карусель, поставив с одной стороны 48 батальонов, из которых она состояла, а с другой – многочисленные войска, проходившие через столицу перед выдвижением к границам. Наполеон оставил за собой командование парижским ополчением, а генералу Дюронелю, своему адъютанту, делегировал подчиненное ему командование. Он объехал ряды гвардии верхом, с привычной уверенностью, которой был обязан твердости характера и двадцати годам командования величайшими армиями мира, затем построил вокруг себя офицеров и обратился к ним чистым и ясным голосом.
«Солдаты Национальной гвардии Парижа, – сказал он, – я рад вас видеть. Я сформировал ваши ряды пятнадцать месяцев тому назад для поддержания общественного порядка в столице и для ее безопасности. Вы не обманули моих ожиданий: вы проливали кровь, защищая Париж, и если неприятельские войска вступили в стены города, в том виноваты не вы, а предательство и рок, поразивший наши дела в этих прискорбных обстоятельствах.
Королевский трон не подходит Франции. Он не защищает самые драгоценные интересы народа. Он был навязан нам иностранцами и оставался бы памятником позора и несчастья. Я прибыл, вооруженный всей силой народа и армии, чтобы стереть это пятно и вернуть весь блеск чести и славе Франции.
Солдаты Национальной гвардии, этим утром лионский телеграф известил меня, что трехцветное знамя водружено над Антибом и Марселем. Сто пушечных выстрелов будут произведены на наших границах. Они известят иностранцев о том, что наши гражданские междоусобия кончились; я говорю “иностранцев”, потому что у нас еще нет врагов. Если они соберут войска, мы соберем свои. Наши армии состоят из одних храбрецов, отличившихся в сотне сражений. Они противопоставят врагу железную стену, а гренадерские егерские батальоны гвардии защитят наши границы. Я не буду вмешиваться в дела других наций, но горе тому, кто вмешается в наши!
Солдаты! Вам пришлось водрузить знамена, отвергнутые Францией, но национальное знамя оставалось в ваших сердцах. Вы клянетесь взять его в знак вашего присоединения и защитить императорский трон, единственную гарантию ваших прав? Вы клянетесь не терпеть, чтобы враги, у которых мы не раз появлялись как хозяева, вмешивались в наше правление? Вы клянетесь принести в жертву чести и независимости Франции всё, что в ваших силах?..»
Речь Наполеона, точно рассчитанная на аудиторию и заставившая еще раз прочувствовать серьезность положения, была встречена горячими рукоплесканиями. Потрясая мечами, офицеры вскричали: «Клянемся! Клянемся!» Затем перед Наполеоном продефилировали 20 тысяч национальных гвардейцев и почти столько же солдат линейных войск, и он мог смело поздравить себя с этим днем. Он сказал Франции то, что она должна была знать, и помирился с Парижской гвардией, то есть с той благоразумной и честной частью населения, которая всегда оказывает решающее влияние на судьбы правлений.
На следующий день, 17 апреля, Наполеон переехал из Тюильри в Елисейский дворец, который находил более удобным для жизни весной и который позволял ему перемежать труды небольшими прогулками в тенистом парке.
Его брат Жозеф вернулся из Швейцарии, и весьма вовремя, ибо прямо в день отъезда его намеревались арестовать по приказу коалиции. Наполеон поселил его в Пале-Рояле, дал титул французского принца и приличное содержание и рекомендовал соблюдать экономию и вести себя скромно. Предосторожности были не бесполезны, ибо один вид Жозефа уже вызвал некоторое недоверие. Народ опасался всего, что напоминало о прежней Империи, и особенно системы семейных королевств, которая так способствовала возмущению Европы против Франции.
Наполеон также послал фрегат за матерью, переехавшей с Эльбы в Неаполь, за сестрой, которую удерживали в Ливорно, и за теми из братьев, которые сумели выскользнуть из рук коалиции. Ему было радостно иметь их при
