Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее Семёнов цитировал знаменитые слова Сталина об «ордене меченосцев» говоря о том, что «воляпюк СССР прямо взят из дурного рыцарского романа, лишь Гроб Господень в нём заменен на ленинскую усыпальницу». А как бы предугадывая будущее, он замечает: «Без сомнения, на смену этой форме религиозности придёт некая иная — станут поклоняться отвергнутой было русской идее, душить инородцев с не меньшим усердием, чем Пуришкевич».
Чувствуется, что с русской философией начала XX века Семёнов находился в сложных, довольно противоречивых отношениях — «наши философы традиционно более литературны, большинство из них предпочитает мысли — слово, и слово туманное. Чем более оно религиозно, тем более туманно».
Дальше шло что-то о евразийцах, потом о Карсавине, затем о Трубецком, потом возник откуда-то воспоминания об Александре Мейере, причём из неё страница была утеряна ещё до того, когда книга попала мне в руки.
В предисловии, впрочем, говорится не только об историке, литераторе и публицисте, но и о поэте. О.Лобанов пишет о «поэтической стороне таланта», о «поэтической истории».
Что ж, хотя ничего особенного в этом нет. Стихи писать было принято.
Шесть стихотворений, опубликованных в приложении, однако, озадачивают.
09 января 2003
История про Стамбул № 19
…итак, читая книжку Семёнова я пришёл к тому, что шесть стихотворений, опубликованных в приложении, однако, озадачили…
Опять в метель, весь тающем снегу
вокруг лишь лейб-гвардейцев лица
и весть о драке — будто в кабаке
усмешку видя будущей императрицы…
Это может быть шуткой историка, написанной на салфетке, но дальше:
Лучше выбора нет, чем в степи умереть
Чтоб лежать между Волгой и Доном,
Слыша топот копыт да свистящую плеть
Когда скифов идут эскадроны.
Человек большой личной храбрости, о чём свидетельствует рассказанный ниже случай, мог, конечно, написать такое.
Известно, что в 1919 году поезд, на котором пробиралась семья Семёновых на Юг России, был окружён неясной принадлежности войсками — скорее всего просто бандитами.
Артиллерийский офицер был убит, но в этот момент, Семёнов, по собственному признанию вспомнив Клаузевица и римских военных историков, и, накинув на себя форменную шинель, стал отдавать распоряжения.
Трёхдюймовки выкатили с платформ на холмы и отогнали бандитское войско.
Однако стихи… Стихи, более похожие на стихотворения молодого прапорщика, начитавшегося Гумилева, удивляют. Человек из предисловия, именующийся О.Лобанов признаётся, что позаимствовал шесть стихотворений из вышедшего недавнего репринтного сборника. Тонкая брошюра действительно несёт фамилию автора — «Иван Семёнов». Но какой странный контраст с выверенной профессорской речью!.. И всё же разгадка проста.
Одна из хороших детских книг построена на том, что два героя отправляются в путешествие во времени — один разыскивать математика, другой искать поэта. Выясняется, впрочем, что ищут они одно и то же лицо — Омара Хайама.
Здесь случай обратный. Один и тот же литератор оказывается двумя разными людьми. Хотя я и оговорился — нет, разными не вполне.
Это отец и сын — Семёнов Иван Владимирович и Семёнов Иван Иванович.
Судьба младшего гораздо более богата событиями, и два изданных (кажется, за свой счёт) поэтических сборника в ней лишь малый эпизод.
Младший стал сперва поэтом, а затем журналистом.
Позднее извилистая дорожка эмигранта привела его к иной профессии — профессии разведчика (хотя противник всегда зовет этих профессионалов шпионами). Однако в его стихах сохранено чувство начитанного мальчика, гимназиста, студента, того, о чём говорят — сын приличных родителей.
Спутать немудрено — почти по Брехту — что тот Иван, что этот.
09 января 2003
История про технические неполадки
Я вот что скажу — я вот не словом не упрекну тех людей, что поддерживают Живой журнал технически. Потому как нет у меня морального права гнуть пальцы и надувать щёки. Потому как я пользователь, а не хозяин, потому как я человек бесплатный, дармовой.
Я скажу спасибо за то, что есть.
10 января 2003
История про лычки
Нету больше.
13 января 2003
История про дождливые песни
Я сегодня расскажу историю про песни дождливого рода.
Дело в том, что мне рассказали, что Киркоров выбил Шевчуку зуб. Сейчас все много говорят о выбитых зубах и всяко разных певческих людях. Это даже не люди, а символы — потому как я не знаю, существуют ли они на самом деле. Вот Шевчук — кто его знает — человек он или пароход. Мои знакомые из города Санкт-Петербурга, впрочем, уверяют, что он жив. Однако, я знаю человек двадцать, что живут с ним на одной лестничной площадке — там же проживают Гребенщиков и Шнуров, все повязаны этой сумасшедшей пёстрой лентой. Так что я уверен, что это не люди, а символы. Так бывает в этом городе, откуда, кстати, и моя семья.
При этом мои симпатии в битве символов на стороне символа Шевчука. Потому как символ Шевчука — водочный, он худ и костист, а символ Киркорова имеет тело рыхлое, рассыпчатое. У символа Шевчука — очки, которые для полноты картины должны быть перевязаны верёвочкой, а символ Киркорова пучеглаз как сумасшедший поросёнок. Ну что тут ещё сказать? Разве что рассказать историю, которая приключилась со мной давным давно.
Итак, давным-давно, когда вода была мокрее, а сахар слаще, я был молод и глуп, то часто глумился над согражданами, что выпив, упирают скулы в кулаки, а кулаки в скулы и вслушиваются в магнитофонное пение. Раньше они слушали трагическую дождливую песню «Осень», что исполнял символический человек Юрий Шевчук, теперь слушают тягучую историю, развёрнутый тост под музыку за десант и спецназ. И потом, наслушавшись, они угрюмо говорят друг другу:
— Да, жизненная песня….
Время длилось, жизнь была сумбурна, и вот, в какой-то момент я вернулся в наше Отечество как школяр из Сорбонны. Оказалось, что аленький цветочек вручать некому, купеческое дело продано на сторону, а доход ещё предстоит поискать.
Мой старый приятель предложил мне сторожить миллионеров. Эта идея мне понравилась, но я с некоторой опаской спросил его, что мне делать, если какого-нибудь миллионера всё-таки украдут. Ведь (я тут же подсчитал на листочке бумажки) мне придётся выплачивать за него четыреста тысяч лет.
— Не беспокойся, — отвечал приятель. — Тогда
