Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могила деда нашлась на краю кладбища, вблизи от улицы, которая вела в город. Я прочел на камне: ЙОХАННЕС ХАКАЛА. Там было указано также, где он родился и где умер, и даты. На надгробном камне было и другое имя: Дорис Хакала, и я увидел, что она жила в тридцатых годах и умерла, будучи четырех лет от роду. Никаких надгробных виршей ни деду, ни Дорис высечено не было. Ни о какой Дорис Хакала дома никогда не рассказывали, и я теперь сильно удивился. Постояв минуту над могилой, не спеша пошел в город. Порыв ветра принес от дымовой трубы едкий запах кислот и металлов, от которого першило в горле.
Я ходил весь день по центру, который все-таки нашел, и по окраинам и искал финские фамилии на вывесках магазинов. Но их не было. На вокзале я долго стоял, глядя на платформы, куда, как я знал, высадилось из поездов много финнов; здание вокзала было деревянным, обветшавшим. В книжном магазине я купил карту города и изучал ее под вечер в мотеле, лежа на животе и вытянув ноги. Телевизор был включен все время, и хотя передачу я не смотрел, казалось, что таким способом избавился от одиночества.
Я принялся просматривать телефонный справочник и обнаружил там двух Хакала — мужчину и женщину. Позвонил мужчине, Тимоти Хакала, к телефону подошла женщина. Я представился и пытался говорить по-английски. Женщина сказала, что ее муж вернется с работы через час. Я пообещал перезвонить. Спросил, говорит ли женщина по-фински. Она финского не знала, но рассказала, что ее муж владеет им хорошо. Я попросил прощения за беспокойство, женщина не считала это беспокойством.
Час спустя я позвонил снова. Теперь ответил мужчина, я представился и спросил, говорит ли он по-фински. Мужчина признал, что говорит, и мы оба перешли на финский. Я рассказал, что у меня в этом городе был дед, Йоханнес Хакала, который прибыл в двадцатых годах из Финляндии, а умер и похоронен здесь в семьдесят восьмом. Тимоти Хакала сказал, что это и его дед. Тимоти хотел тотчас же приехать посмотреть на меня. Я объяснил, в каком мотеле живу и в какой комнате; он пообещал через четверть часа быть у меня.
Я поставил телефон на место и слегка прибрал в комнате, сунул одежду в шкаф и в чемодан, а чемодан положил на подставку возле двери. Сел на край кровати и смотрел телевизор, пока в дверь не постучали.
Тимоти Хакала был моложе меня, примерно одних со мной габаритов, но чуть стройнее, живой и сообразительный. Он велел мне называть его Тимом. Я предложил ему сесть, и он направился к креслу. Я протянул ему сигарету, но он сказал, что бросил курить несколько лет назад. Мы смотрели друг на друга.
Я рассказал, что побывал на кладбище и видел там могилу деда, но никогда ничего не слышал о Дорис Хакала, которая похоронена в той же могиле. Тим объяснил, что Дорис — сестра его отца, умершая в тридцатых годах от болезни, он не помнил от какой. Я спросил, как появилось это канадское ответвление нашего рода и насколько оно многолюдно. Нас обоих это рассмешило, мы сидели и смеялись, наш дед развеселил нас. Тим рассказал, что помнит деда хорошо, я-то никогда его не видел. Теперь я услышал от Тима, что в начале тридцатых годов дед тут женился, бабушка еще и до сих пор жива; детей у них было четверо, но одна из них, Дорис, умерла совсем маленькой. Я спросил у Тима про его отца. Он сказал, что его отец — старший в семействе, которым дед обзавелся на этом материке, — чувствует себя еще хорошо, ему немногим за пятьдесят.
Я сказал, что в Финляндии никогда не слыхали, чтобы дед развелся с моей бабушкой; Тим считал, что срок преступления — двоеженства — давно истек, с тех пор как дед лежит в могиле, а на животе у него надгробный камень и рот набит землей. Я заверил, что приехал в Садбери не затем, чтобы расследовать дедовы преступления, и рассказал, как просматривал телефонный справочник, увидел там фамилию Хакала и позвонил Тиму. Он сказал, что вторая Хакала — это как раз дедушкина вдова и его бабушка, остальные члены семейства рассеяны по Канаде: отец его добывает золото в Хемлоу, а его братья еще западнее, а его мать и сестра в Торонто.
Тим спросил, чего я приехал в Садбери. Я сказал, что жду тут одного финна, который приедет продавать машины для никелевого рудника. Тим сказал, что сейчас же повезет меня к себе домой. Он позвонил жене и радостно рассказал, как нашел в мотеле полудвоюродного брата, для которого немедленно нужно приготовить еду и которого нужно попарить в сауне и принять так, как и подобает принимать близкого родственника. Я сказал, что не хотел бы быть в тягость, хотя и видел, как он воодушевился, найдя родственника. Мы вышли из комнаты, я отдал ключ портье.
Во дворе стояла машина Тима, эдакий длинный американский пароход, и мы поплыли на нем в город и через город в район особняков. По дороге Тим рассказывал мне про здания, мимо которых мы проезжали: больницы, школы, музей, контору никеледобывающей компании, муниципалитет, научный центр, и про университет, находящийся далеко за озером. Он рассказывал также, в каких домах живут финны и те, кто родился в этой стране от родителей-финнов.
У Тима был свой дом, новый и большой, из белого кирпича, выстроенный его собственными
