Читаем без скачивания Фантастика 2024-158 - Андрей Третьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим ничего не ответил. Он уже не воспринимал слова собеседника – так ему хотелось спать. Еще через пять минут он скособочился в кресле, обняв ТОЗик и пуская пузыри. На зловещие шорохи и треск веток ему было наплевать.
Глава 23. Над небом голубым…
Максим проснулся от яркого света. Петро приоткрыл люк и луч солнца, пробившись сквозь кроны деревьев, ударил прямо в глаза.
- Ты есть будешь? – голос напарника доносился словно издалека.
- Давай, - ответил Максим. – Умираю с голода.
Тут же в одной его рука оказалась вилка, а в другой – открытая банка рыбных консервов. Спустя пять минут она опустела. Пустую банку Максим вышвырнул через приоткрытый люк прямо в лес.
- Совсем ты не думаешь об экологии, Максим, - пошушутливо-полусерьезно посетовал Петро.
- Вот еще в Зоне заботиться о природе. Завтра этого леса, скорее всего, не будет. В общем, поехали.
- Куда?
- Прямо.
- Ты снова издеваешься, - вздохнул Петро. – А еще Проводник.
- Не называй меня больше так, - попросил Максим. – Я не хочу больше никого сопровождать, никому помогать. Просто так получается. Само собой. И я не издеваюсь. Поезжай в том же направлении, в котором ехал. Там мы наткнемся на вектор. А вот куда он нас приведет – большой вопрос.
Зарокотал мотор, и тягач вновь пополз по лесу. Вскоре он выбрался на грунтовую дорогу.
- Направо или налево? – Петро притормозил.
- Понятия не имею. Давай налево! Справа, наверное, захваченная немцами станция. Правда, в каком виде, и в каком году, не знаю. А может, уже что-то другое. То, что нам вряд ли понадобится.
«Комсомолец» весело зарычал, развернулся и, покачиваясь, резво покатил вперед. Через полчаса лес поредел, и сквозь ветви вдали показалась красно-белая диспетчерская вышка аэропорта. А за ней маячили высокие многоэтажки большого города.
Волею судьбы тягач оказался прямо перед взлетно-посадочной полосой. Максим высунулся из люка и увидел реактивный лайнер. Он шел на посадку, распластав серебристые крылья, точно огромная хищная птица. Желтые фары под фюзеляжем показались самыми прекрасными на свете глазами, от них было невозможно отвести взгляд. И Максим, не отрываясь, смотрел на крылатую машину, пока она со свистом не пронеслась над головой и не коснулась бетона многоколесными стойками шасси.
«Комсомолец» остановился у деревянного забора, отделяющего аэропорт от городских улиц.
- Ну и куда теперь? – в голосе Петро слышалось недовольство.
- Гони вдоль забора. Где-то он кончится, и мы выедем на улицу.
- Как ты там говоришь? Это неизбежно – ехать через город? Я правильно понимаю?
- А… нет! – Максим засмеялся. – Можно и обогнуть. По дуге. Но это дальше и дольше. К тому же я хочу побыть немного туристом и поглазеть на местные достопримечательности. Меня устроит музей Пушкина, к примеру. Ты же учитель литературы, да?
Петро махнул рукой, взялся за рычаги и «Комсомолец», урча, пополз прочь от аэропорта. Как и предсказал Максим, забор быстро кончился, вернее, неожиданно оборвался. Тягач взревел и побежал по шоссе. Через двадцать минут оно превратилось в широкую асфальтированную улицу. По обеим сторонам тянулись сначала одноэтажные, утопающие в зелени коттеджи, потом, после рощи – башнеподобные многоэтажки.
Впереди показалась оранжево-красная поливальная машина. «Комсомолец» проскочил прямо через огненную гриву водяных струй – так казалось в свете горящих фар. Максим едва успел юркнуть в боевое отделение и захлопнуть за собой люк.
- Уф! – выкрикнул он, как только по борту прогрохотали потоки воды. – Холодный душ – это слишком. Зато тягач умыли. Правда, с одной стороны.
Он вновь высунулся из люка, достал прямо на глазах удивленного Петро цифровой фотоаппарат и принялся фотографировать здания. Пешеходы – мужчины и женщины, парни и девушки в ярких, но не кричащих одеждах, смотрели на «Комсомолец» с интересом, но без явного удивления, как будто у них каждый день по улицам разъезжали армейские тягачи.
За перекрестком у сквера промелькнул голубой ларек с коричневой надписью «Мороженое». На русском языке. Пожилая продавщица вручила два вафельных стаканчика полноватому интеллигенту в очках. Тот приподнял кепку и побежал к высокой, могучей женщине с круглым добродушным лицом. От вида этой парочки улыбнулся бы любой.
- Стой! Стой! – закричал Максим в люк.
Петро потянул оба рычага. Гусеницы заскрежетали по асфальту.
- Что? В чем дело?
- Я схожу за мороженым. Заодно попытаю продавщицу. Вдруг удастся что-нибудь разузнать, вытянуть из нее ценные сведения? Ты пока припаркуйся, но мотор не глуши. Будь готов рвать когти!
Максим выскочил и побежал к ларьку. От вида и запаха лакомств закружилась голова.
- Здравствуйте, - вежливо сказал он продавщице, сглотнув слюну. – Мне два «Эскимо»… нет, две «Лакомки»!
- Пятьдесят копеек.
Максим притворно пошарил по карманам:
- Ой, я забыл… А как город ваш называется?
Продавщица вытаращила глаза:
- Москва, как еще? Совсем забылся на съемках-то на своих? Как фильм-то называется?
- На съемках? – растерялся Максим, но тут же пришел в себя. – На съемках, да! «Война на южном направлении» фильм называется. Я там артиллериста играю.
- Сейчас много про войну снимают. И правильно, я считаю. Нельзя об этом забывать, даже если кругом сплошное счастье. Кровь должна быть только бутафорская. Тебя вон как разукрасили, как по-настоящему.
- Это и есть по-настоящему, - Максим коснулся бинта на голове. – Пиротехники что-то не рассчитали, я и приложился лбом о броню. Режиссер глянул и сказал, что будет прямо так снимать. Реализм, говорит.
- Бедненький, - продавщица достала две покрытых шоколадной глазурью трубочки-«Лакомки». – Вот возьми. Тебе и водителю твоему.
Максим вдруг спохватился:
- Скажите, как добраться до музея Пушкина?
Продавщица задумалась:
- Не припомню такого. Кто это?
- Ну как же? Поэт, писатель. Он стоял у основ русского литературного языка. Погиб на дуэли в тридцать семь лет.
- Нет, не припомню такого, - повторила продавщица.
- Спасибо вам большое…
Когда Максим уже повернулся, чтобы идти назад, продавщица вдруг сказала:
- А знаешь, что самое страшное в мире? Когда военные хотят войны! Хотя кому, как не им, не знать, что это такое?
Максим добежал до «Комсомольца» и у самой гусеницы увидел желтую монетку. «Три
