Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При всех колебаниях Фуше, как никто чувствовавший необходимость найти выход из опасного положения, решил провести заседание и добиться от военачальников разъяснения основного вопроса. Возможна или невозможна оборона Парижа? Если возможна, необходимо сражаться, но если невозможна, нужно сдаваться. Замысел Фуше был верен, ибо только так можно было выбраться из лабиринта. Но ему недоставало откровенности, которая могла сократить мучительную агонию и спасти всеобщее достоинство, весьма скомпрометированное долгими увиливаниями.
Тем не менее обстоятельства немного улучшились и затруднили осуществление замысла Фуше. Поначалу крайне тревожные донесения Груши всем внушали мысль, что армия, беспорядочно отступавшая на Париж, не способна прикрывать столицу, однако стали думать иначе, когда армия приблизилась. Корпус Вандама (бывший корпус Груши) сохранил в целости и людей, и снаряжение, бесконечно сожалел о своем отсутствии при Ватерлоо и только и мечтал пролить кровь под стенами столицы. Вернувшиеся из Ватерлоо войска, хоть и не столь хорошо вооруженные, вновь обрели, тем не менее, единение и боевой дух. Это давало 58 тысяч человек, с которыми никто не мог сравниться в доблести и моральной силе. Их воодушевляло имя Наполеона II, а при виде пруссаков и англичан их охватывала ярость. В отступивших на Париж сборных пунктах набралось 12 тысяч человек, доводивших численность линейных войск до 70 тысяч. Правительство, как мы помним, вооружило под именем тиральеров около 6 тысяч федератов и, если бы его не сдерживало несправедливое недоверие, могло бы с легкостью вооружить еще не менее 15 тысяч. Для обслуживания артиллерии можно было рассчитывать на несколько тысяч канониров флота, ветеранов и учащихся школ. В результате перед столицей вполне можно было собрать 90 тысяч человек. На правом берегу Сены, где ожидалось появление неприятеля, укрепления были завершены и полностью вооружены. Укрепления на левом берегу были едва намечены, но, чтобы туда попасть, неприятелю пришлось бы переходить через Сену и тем самым разделиться на две колонны, чем непременно должен был воспользоваться французский главнокомандующий. Наполеон, имея возможность маневрировать с 70 тысячами солдат на обоих берегах Сены, наверняка нанес бы большой урон одной из двух неприятельских армий, а возможно, и обеим. Но и в отсутствие Наполеона столь опытный и твердый человек, как маршал Даву, мог руководить сопротивлением по крайней мере так же долго, пока сражаться ему придется только с армиями Веллингтона и Блюхера.
Войска, вернувшиеся из Ватерлоо, Даву оставил на правом берегу Сены, Вандама с бывшим корпусом Груши поместил на левом берегу, а Императорскую гвардию расположил в резерве на Марсовом поле, соорудив рядом с Йенским мостом лодочный мост для ускорения движений с одного берега на другой. На высотах Отёя маршал поставил артиллерию большого калибра, чтобы очистить равнину Гренель, если неприятель, действуя через левый берег, атакует Вожирар.
В то время как 50 тысяч англичан будут действовать на правом берегу, пруссаки, захватившие, как мы знаем, мост Сен-Жермен, намеревались действовать силами 60 тысяч на левом берегу. Вследствие ускоренных маршей, нескольких боев и занятия некоторых пунктов в тылах совокупная численность обеих захватнических армий сократилась до 110 тысяч солдат.
Оставляло ли подобное положение шансы успешно защитить Париж, и можно ли было рассчитывать на серьезную победу, спасительную для страны? С востока подходили 200 тысяч неприятельских солдат, 50 тысяч из которых под командованием маршала Вреде находились уже в четырех-пяти переходах от Парижа. Даже решившись на отчаянное сражение и победив в нем, не подвергались ли защитники Франции несколькими днями позже риску разгрома, еще более ужасного, чем в Ватерлоо? Если бы армию возглавлял Наполеон, он сумел бы воспользоваться подъемом морального духа войск после победы под Парижем, и тогда коалиции можно было бы противостоять. Но после отъезда Наполеона в Рошфор наша победа под стенами Парижа привела бы, вероятно, только к еще большему ожесточению коалиции и сделала бы положение еще более опасным.
Таков был конфликт, происходивший в душе несгибаемого защитника Гамбурга, сделавшегося защитником Парижа. Обвинить такого человека в слабости или трусости было бы немыслимо! Он превосходно видел и слабые стороны положения, и преимущества в схватке с войсками неприятеля, которые разделены Сеной и располагают крайне затрудненным сообщением для оказания взаимной помощи. Как полководец Даву испытывал искушение дать сражение, как гражданин понимал, что в случае поражения Париж подвергнется величайшей опасности и может быть отдан прусской солдатне на растерзание;
а в случае победы последствия ее для сопротивления 200 тысячам солдат коалиции, прибытие которых ожидалось в течение двух-трех недель, будут невелики. Даву пребывал в сомнениях, вдобавок его переполняло недоверие к Фуше, которому он уже предоставил честное и прямое средство положить конец кризису, сделав искреннее заявление палатам и предложив им попросту восстановить Бурбонов на почтенных и надежных условиях. Однако Фуше, поначалу принявший это средство, затем позволил его отклонить под самыми неубедительными предлогами и, тайно обещая роялистским агентам удовлетворить все их требования, публично пытался переложить ответственность за события на главнокомандующего, вынуждая его заявить о невозможности сопротивления.
Таковы были расположения Даву, когда утром 1 июля он получил приглашение Фуше явиться на заседание исполнительной комиссии для обсуждения вопроса, нужно ли воспротивиться или уступить требованиям неприятельских генералов. Маршал, обойдясь с Фуше так, как Фуше частенько обходился с коллегами по комиссии, то есть с высокомерным пренебрежением, не стал спешить на заседание, которое, по его предположению, не могло быть откровенным и серьезным. Он занялся расстановкой войск на позициях, где им предстояло сражаться, и потратил утро на роль главнокомандующего, а не члена правительства. Видя, что маршал не спешит отвечать на призыв Фуше, исполнительная комиссия направила ему приглашение явиться на заседание от своего коллективного имени. Даву тотчас прибыл. Помимо членов исполнительной комиссии, на заседание пригласили министров, бюро обеих палат, Массена, командующего Парижской национальной гвардией, маршалов Сульта и Лефевра и генералов Эвена, Деко, Депонтона, командующих артиллерией и инженерными войсками.
Когда все собрались, герцог Отрантский объявил предмет обсуждения. Не открыв вполне результатов переговоров, начатых Буасси д’Англа, Валенсом, Андреосси, Фложергом и Ла Бенардьером в штаб-квартире Веллингтона, он не скрыл, что неприятельские генералы с каждой минутой становятся всё более угрожающими и не выказывают склонности подписывать перемирие, если им не сдадут Париж, то есть местопребывание правительства. Не требовалось ни большого ума, ни долгих объяснений, чтобы понять, что Париж им нужен не для того, чтобы предать его огню и мечу, а для того,
