Читаем без скачивания Тёмная Лида. Повести и рассказы - Владимир Лидский

и буржуазной скверны, для того, чтобы обагрить его ледяную поверхность горячей кровью наших заклятых врагов, – тут Мариков приосанился и с чувством рубанул рукой зазвеневший на морозе воздух… – так пусть эта равнодушная к мольбам о пощаде безжалостная сталь всей силой пролетарского возмездия обрушится на головы поработителей народа! – он постоял несколько мгновений, словно ожидая эмоциональных откликов присутствующих, но сподвижники его смотрели строго и как-то равнодушно, всем видом своим показывая, что происходящее их вовсе не касается, – бывшие милиционеры, томившиеся в ожидании с винтовками в руках, до краёв были наполнены тоской и уныло переминались с ноги на ногу, а приговорённые рассеянно слушали председателя ревкома, силясь понять смысл сказанного и всё не понимая… тут Мариков снова поднял руку и бодро скомандовал: гото-о-о-всь! – расстрельная команда, очнувшись, нехотя вскинула винтовки и… история вообще начинается ниоткуда и точно уж не сначала, причём разговор идёт об истории и одновременно – об Истории, посему от Адама – не есть начало, а лишь продолжение, которому нет определённого места в череде событий, да и череды, в общем-то, нет, из чего вытекает парадоксальная мысль ещё и об отсутствии времени, которое скорее является лишь циклом, вроде суточного или, может быть, годичного, – и о человеке как вместилище возрастных перерождений, связанных вовсе не со временем, коего, как мы решили, нет, а лишь со сменой биологических циклов, – стало быть, смерть человека не фатальна и лишь определяет его переход в иное физическое или, может быть, духовное стояние; история, таким образом (и История), может начинаться с непонятного, вырванного из контекста слова, буквы, слога или даже с запятой, – если мы взращены в лоне письменной культуры, – если же письма́ в нашем культурном обиходе по какой-либо причине не имеется, то начало, которое одновременно есть конец или середина, вполне может выражаться криком, воплем, помыслом или же любым конкретным делом… исходя из этого, нелепая фраза …азачки и брошены на льду без призору, продиктованная мне неизвестно откуда, неизвестно кем и неизвестно зачем, становится началом послания, которое, впрочем, и само вырвано из мутного контекста, из гигантского слепка иных посланий и иных смыслов… сколько мне ещё гадать с читателем – бог весть! и я лишь ощупью могу продвигаться в своих предположениях, интуитивно связывая дядю Богдана с его братом, то есть с моим дедом, и с моей собственной историей, а ещё – с историями Шестакова и Павлуцкого: Шестаков уже убит грозными туземцами, а Павлуцкий только собирается в поход, приняв согласно указу губернской канцелярии имущество, ружейный запас и уцелевшую в предыдущих баталиях команду, бывшую ранее под началом головы, – империя не оставила своих амбициозных планов, ибо ей по-прежнему нужен этот дикий край с его оленями, тюленями, моржами да людишками, способными платить ясак, однако лишняя война ей ни к чему, оттого и советует она в начальственных отписках увещать будущих подданных своих лестию и ласкою: на чюкоч, дескать, и на протчих немирных иноверцов войною до указу Ея Императорского Величества не поступать, дабы людям не чинить какой грозы, а ежели поступать с ними войною, то за малолюдством в тамошнем крае служилых людей не случилось бы какой траты людям, також их иноверцов не разогнать в другие дальние места; однако до Бога высоко, до императрицы далеко, вот Павлуцкий и распорядился, и что им руководило – амбиции или чувство справедливости, понимаемое несколько односторонне, – нам уж не узнать, только карты в той давней игре легли примерно так: коряки, приведённые в подданство ещё казацким головою Шестаковым, явились к Павлуцкому с жалобою на соседних чукчей, разорявших их набегом, и выходило, что надобно защитить российских подданных, исправно к тому же вносивших ясак и союзно служивших заодно с казаками в военном деле, – хоть и было Павлуцкому назначено когда-то проведывать незнаемые острова, он это назначение похерил – по крайней мере, теми днями – и покинул в полном снаряжении Анадырский острог ради острастки немирных иноземцев, поведя за собою 435 русских служилых, юкагиров и коряков; получив накануне из Большерецкого острога подкрепление и нужные припасы – пушечные ядра, пули, порох, 12 марта 1731 года он выступил в поход; в мае, миновав верховье Убиенки и пройдя льдами Танюрер, отряд его достиг моря, а оттуда повернул к устью Амгуэмы, где и встретил скоро чукчей; эти чукчи ждали дня в яранге и никого вообще не трогали, но Павлуцкий распорядился их убить, что и было сделано немедленно в коротком и стремительно набеге, – ни ласкою, ни лестию не призывал их капитан по́д руку империи, и вообще не призывал, ничего не сулил и не спрашивал ясак, просто взял да и разорил, сообразуясь со своей, как сказали бы сейчас, партийной совестью; было убито шесть мужчин; в этом месте следует нам примечание, извлечённое в своё время из исторических хроник Средне-Колымского архива неугомонным этнографом дядей Богданом, это примечание гласит: дерзкие чукчи при опасности погибели, пленения или поругания без малейших колебаний убивают детей своих и жён, – женщин закалывают, а детям режут глотки, так что жертв было больше двух десятков, – имущество убитых после экзекуции, разграбив, разделили, оленей же, числом более сотни, угнали за собой; спустя два дня снова прибрели к яранге пеших, то есть кочевых оленных чукчей, и опять атаковали, а итогом атаки стали 18 мужчин да сколько-то там женщин с детьми, которых не стали и считать… ещё несколько спустя, двигаясь дальше на восток, команда Павлуцкого наткнулась на чукчанских воинов, и́дущих незначительным числом в свою дорогу, – тут капитан остановился и мирно просил чукчей поддаться державе и платить ясак, на что они дерзко отвечали: никогда не платили и впредь платить не будем… более того, ухмыляясь, попросили они через толмача Семёна Онкудинова не доедать захваченных ранее оленей, потому как они, чукчи то есть, всё равно скоро вернут их в законное владение – капитан в этом месте побледнел, а чукчи и ещё маслица в огонь подлили: вы-де головы свои сами в Чукотскую землю принесли, вот, мол, и пеняйте нынче на себя, ведь мы вас чаутами, коими по обыкновению езжалых оленей имаем, – передушим, мясо с вас россомаки идать станут, а ружьишки ваши и что иное ежели будет из железного – нам дале пригодится! – тут капитан совсем озлился и хотел уж иноплеменников силой покарать, да они развернули нарты и были таковы! мало успел в тот раз Павлуцкий, но двинулся вперёд, не убоявшись угроз аборигенов; через время команда добрела до устья большой, но незнаемой реки, где и пришлось капитану в первый раз испробовать чукчанского презенту; река подтаяла и разошлась, отчего решили казачки обойти устье по морскому нетронутому льду, – обошли с немалыми трудами и на противном берегу увидели врага, то было войско тойона Наихню́ властителя всего северо-востока, чукчи стояли, надёжно закованные в железные куяки и вооружённые копьями да луками; числом чукчанские воины раза в два превышали команду капитана и стояли к тому же на пригорке, занимая позицию, более выгодную, чем у казачков, вдобавок перед Павлуцким плескалась талая вода саженей на тридцать, но это его не остановило: скомандовав атаку, он первый кинулся вперёд, давая пример войску, и следом за ним сыпанули служилые; ледяная вода была по пояс, но это, казалось, их мало удручало, – на берегу ввиду врагов капитан взял правый фланг, выстроив своих людей в парад, но Бориска-сотник, тот самый, брат убитого ранее Давидки, высказал сомнение противу густого строя и свой левый фланг по возможности рассредоточил, – таким образом, стрелы чукчей его мало достигали… тут все пошли в атаку, и Павлуцкому сразу сделалось несладко, ибо коряки с юкагирами, отчасти державшие его фланг, но не знавшие вовсе регулярного строя, пришли в робость и смятение, однако левый фланг под командою Бориски, воевавший на дистанции, смял чукчей и оттеснил их в глубину, к ярангам, потому что аборигены сильны и удачливы только в рукопашной, а в ружейном бою – мало сведущи, отчего выходит, что стрела против пороху да пули вовсе не способна, – так или не так, но к вечеру команда капитана сделала победу, чукчи потеряли убитыми пять сотен человек, да чукчанки ввиду плена успели зарезать всех детей; отряд Павлуцкого меж тем стал на бивуак, дав