Читаем без скачивания Красные скалы английской Ривьеры - Хельга Мидлтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как? Когда? Почему ты мне ничего не говорил?
– Ну, как-то к слову не пришлось. Не люблю говорить о здоровье – эти разговоры пахнут старостью. И потом, диабет в наше время не приговор. С ним живут миллионы людей. Просто надо сбалансировать внешний мир с внутренним.
– И поэтому ты решил уйти на пенсию?
– Врачи рекомендуют сменить климат. В прошлом году мы с мамой…
– …с мачехой, – поправила его Эйлин.
– …с Дороти. – Генри с упреком посмотрел на дочь. – Мы провели полтора месяца на юге Испании, и я себя там много лучше чувствовал.
– Разве жаркий климат не вреден для пожилых людей?
– Представь себе нет. Оказывается, от жары сосуды расширяются, и густой засахаренной крови по ним легче продвигаться. – Эйлин улыбнулась и покачала головой такому объяснению. – Да, звучит несколько примитивно, но это факт. – Он ласково потрепал ее руку. – Опять же, я завел этот разговор не к вопросу о моем здоровье, а к тому, что предстоят большие перемены и переезды.
Эйлин вдруг стало как-то неуютно:
– Ты хочешь продать дом?
– Вот мы и подобрались к сути нашего разговора. – У Эйлин внутри сжалась какая-то пружина и руки похолодели. Генри почувствовал ее напряженность. – Нет, я не хочу продавать дом. Но если ты собираешься остаться после выпуска в Оксфорде или планируешь переезд в Лондон, то мне хотелось бы знать твои планы.
– Я пока не решила, – честно призналась она. – Дэнни насколько раз намекал, что его отец поможет. Если не в свою фирму, то уж связей в мире юристов у него полные карманы. Вопрос с устройством в хорошую фирму не стоит.
– Тогда в чем вопрос?
– Я все еще не решила для себя – хочу ли я жить в таком гиганте, как Лондон. Да и связывать себя окончательно с Дэнни… Я тоже пока не уверена в этом.
– Вот и отлично. Я услышал то, что хотел услышать. – Отец убрал руку с руки Эйлин, перегнулся через стол и погладил ее по щеке. – Я хочу сохранить дом, но слегка перестроить его. Такой огромный он нам как семье уже не нужен. Я говорил с архитектором. Он предлагает перепланировку. В результате здесь можно будет сделать три-четыре квартиры. Одну Мартину, одну – тебе, остальные две – сдавать. Арендная плата будет покрывать платежи по содержанию дома и налоги, так что вам ни о чем не надо будет беспокоиться. Ну, и мне будет спокойнее. Все-таки ты будешь не одна. Мартин как никак, а старший брат. Да и золовка – твоя школьная подружка.
– Мы никогда особенно не дружили.
– Это неважно. Ты никогда ни с кем «особенно» не дружила. – Теперь уже Генри встал из-за стола, демонстрируя окончание беседы. – Пойдем. Нам по ритуалу полагается исполнить танец. – Он предложил ей свой локоть.
– Пап, ты ошибаешься. Это на свадьбе дочери отец обязательно танцует с невестой. Не могу вспомнить: первый танец или второй. Наверное, все-таки второй. Первый танцуют молодожены.
– Эх, дождусь ли я твоей свадьбы? Вот в чем вопрос.
Они нежно обнялись и расстались там, где встретились пять минут назад – в широком квадратном холле. Генри направился в глубь дома, через гостиную и в сад, а Эйлин почти открыла дверь на улицу, но спохватилась и бегом взбежала на второй этаж. Чипс так обрадовался освобождению, что даже, как в щенячестве, написал несколько капель на пол.
– Дурачок, как ты мог подумать, что я тебя тут надолго оставлю? – приговаривала она, нагнувшись к нему, пытаясь одновременно пристегнуть поводок и увернуться от его безудержного проявления любви.
19
Было у Эйлин одно укромное местечко, где она любила уединиться, когда очень хотелось побыть одной или просто сосредоточиться.
Оседлав жесткую и холодную скамейку в домике-укрытии для наблюдения за птицами, Эйлин сфокусировала окуляры бинокля и не спеша вела взгляд вдоль берега, отмечая тамошних обитателей. На левом берегу у самой воды застыл, как памятник самому себе, черный журавль. На правом берегу было пусто. Только новые стебли камыша пробивались сквозь чахлые и сухие полоски прошлогодних. Основная жизнь обитателей залива сосредоточилась на островке посередине. Неудивительно. На острове безопасно. Главный враг, лисы, сейчас заняты своим потомством, и потому на остров им недосуг наведываться.
Несколько мамочек уток-крякв еще высиживали запоздалые яйца, но многие уже величаво, как полагается гордым матерям, плескались у края берега в окружении своих выводков. Малыши, как и все малыши, были смешными. Если повнимательнее присмотреться, в каждом уже был виден характер. Вот этот серенький комочек – бесстрашный шустрик. Все время отплывает от остальных, и мать внимательно следит именно за ним. Вот этот – маменькин сынок, все пытается взобраться к ней на спину. Позади нее – трусишка. Он смешно топчется у края воды и явно не доверяет ее глади. Скоро, очень скоро они научатся и плавать, и самостоятельно ловить рыбу. И к осени птенцы уже не будут жаться к мамке, а забудут ее раз и навсегда.
Помнит ли Эйлин свою мать? Сколько раз она пыталась вспомнить ее лицо, но всегда перед глазами всплывала только фотография, стоящая на мраморной полке камина. Вдруг, первый раз за все эти годы, Эйлин подумала: почему Дороти не убрала фото бывшей хозяйки дома? Не ревнивая? Или деликатная? Не хотела обижать падчерицу?
Глядя на птичью малышню, Эйлин в своих раздумьях пошла еще дальше. Все-таки интересно, что вперед: яйцо или курица? Отец редко бывал дома, и потому мать была всегда немногословна, почти никогда не улыбалась. Или в силу такого холодного, такого закрытого характера матери отец проводил с семьей как можно меньше времени?
Может быть, ему хотелось сына. Судя по тому, как быстро они с Мартином сдружились и Мартин стал называть его отцом чуть ли ни на следующий день после свадьбы их родителей, так оно и было.
Надо отдать отцу должное – он никогда не демонстрировал разницы в своем отношении к детям. Оба были для него детьми. Очень скоро сводные брат с сестрой поняли, что ходить к отцу с жалобами друг на друга – пустая трата времени. Он никогда не становился на сторону одного или другого и всегда наказывал обоих. Эйлин было до слез обидно. Ведь она девочка, она младше, и она сирота. Правда, эти
