Читаем без скачивания Инсектариум - Юлия Мамочева

Совершенство

Ты, обернувшийся мне красотойС глазами зелёно-весенними, —Статьне хочудля тебялишь Той,С кем породниться-бы-семьями.

Ведьумеют жедве рекиСлиться в единую реку:Я хочуБыть с тобой — вопреки,Веря в упрёки — редко.

Мне не срастатьсяс другимив Жизнь,Другом не льнутьк ровне:Я от природы — шальной пейзажист,Пишущий собственной кровью:

Волк-одиночка,квадрат холставырвавший собственной шерстью, —Лишь бы векам подарить, красота,Теньтвоегосовершенства.

Ведьма-судьба, отчего мне теперь темно,Словно до дна кто выхлебал свет дневной?В безотрадном вертепе верчусь, как веретено,Ради тоненькой нити — в жизненный путь длиной.

Свет до донышка высосан — так, что ни капли — на дне;Только толку о том толковать сотню раз на дню?Недоеден тоскою, но с нею наедине —Я вплетаюсь плотней в непроглядную западню

И схожу на нет, нитью, словно нытьём, исходя —Обесформиваясь в прообраз привычных пугал.Мраком угольным выжжен, с сердитым усердьем гвоздяНе согнуться стремлюсь, всё прочней забиваясь… в угол.

В угол — загнан, я самоставлюсь в его главу,Пауком обретаясь ретивым во ртути рутины.Ради тоненькой жизни, натянутой в тетиву;Ради нити пути в полотне мировой паутины.

Летопись разлуки

(цикл)

Счастью по имени Ярослав.

Вдоль линий жизнинаскрипываюстроки:В тиши — свет клиномна исто-искристомзвуке.Я — хроникёр, что по крохам(с усердием строгим!)В клети своейклеит летопись клятойразлуки:

Нашей разлуки,несчастного лета нашего…Надвое «Мы» раскололось — тосклив раскол.Я хроникёр, по скреплённому сердцу — наживоСкорбным скрипом скребущий свой протокол

Съёжившегося в дюжину дней — одиночества.Млечность крови выдаиваю из мгновенияВсякого бестебянного. То — чернила.Перышко мечется, мученику — бормочется.Вмочь — только ветром безвыходного вдохновенияАлым по чёрному мчать, чтобы откровенияЭти — увечная вечность в очах сохранила.

Как на цепи, я на цепкой судьбинной ленте;Благо, языкне осмелилсязатупиться…Словно сердечко, сам замурован в клети, —Книгу разлукитворю рукойлетописца.

Сквозь рябость полусна я вижу потолок,Что, люстры пятерню хрустально растопырив,Ей тянется ко мне. Ночь — эпилог.Судьбой-разлучницей вновь поймана в силок,Выкашливаю душу звёздной пылью в

Светлицу — где и впрямь светло жила,Теперь же — стыну тягостно, рассветаПоследнего, как казни, ожидая.Грядою горной груда барахлаВенчает кресло. Бирюза браслетаМой впитывает пульс. Лежу, худая

Да — раз дитя — раздетая. ОдинЛишь месяц (неусыпен, словно кочет)Сияньем сытым рёбра мне щекочет.Последней ночи первый паладин,

Ты сам — в силках, оконной узник рамы…С постели вижу я, с трудом привстав,И стол (поверх — тетрадь о ста листах),И стены. Да, по ним змеятся шрамыПричудливых растений… Скоро в путь.В светлицу плачем прочного причастьяВышёптываю жарко: «Не забудь!Хранить очарованье не отчайсяДуши излитой…» Тьма рябит. Вздремнуть.Ребёнком рядом спит родное счастье,Мне положивши голову на грудь.Рассвет грядёт: сочтёмся как-нибудь,Раз стены стонут: «Странник, возвращайся…»

Поезд. Двое на верхней полке:Лежим обнявшись, глаза в глаза.Соседи снизу режутся в покер,Беззлобно спорят, хлеща нарзан.

Нам было душно — окно открыли,Впуская ветер — да в сумрак свой;Его я узнала по свежим крыльям:Ерошат волосы, пахнут листвой.

И с ним полощется, пляшет знамяПодолом платья — стяг во плоти.Назад? Платили. Москва — за нами,В моё мы детство с тобой летим.

Распутье. Руки, как на распятье,Раскинул приветственно Град-Отец.Я — в ночи до Питера, в мятом платье,В твоих объятьях — сейчас и здесь.

Соседи снизу близки к попойке;Бледнеет солнца дрожащий рот…Теснясь, смеёмся на верхней полке:Мы вместе, вместе!.. Вперёд, вперёд!..

Я вижу поезд, в разлуку тебя увлекающий:Ты — свет его окон, которым питаюсь пока еще.Молчу молодчиной, молочно-бледна. Истуканище —Из ткани счастья пошитую скорбь надень!..

Надела. Не дело — но деревом, парализованнымБесстыжею стужей, врастаю в перрон. И взорваннымНутром, что наружу — острожно-тяжёлым взором,Сограждан страшу, леденея среди людей.

За час однозначно заточена под заточение,Затычкою в бочке тягучего злоключенияЯ значусь. Ничейность в двенадцать ночей мученияЖевать начинаю, ища облегченья в еде.

А в горле — сердечко комом. Да что с ним станется?Шатаюсь по станции, вдаль норовя уставиться.И греет лишь то, что с тобой прогорим мы до старостиИ вместе — потухнем. Обнявшись. В один день.

Я думала, боль-самозванка подменит тебя —Спасительнейшим из участливых субститутов.Солёной души моей ссадины теребя,Коварной заступницей — мысли, как волосы, спутав,

Обнимет по-твоему: сразу со всех сторон;Как страх, разрастётся в теле — дрожащем, липком.…Я думала: оголодалая, выплесну в стон,В стол — невозможность твоим насытиться ликом.

Надежда — ошибка из тех, на которых — учусь,В квартире пустой объедая глазами обои.Черствея чуткостью чёткой привычных чувств,Кричу — тщетно корчась от неощутимой боли.

Любила б я боль как залог того, что жива;Любила б! — лелея во всяком суставном сгибе…Но нет её. В мощные онемев жернова,Мелю чепуху. Чепуху, безвкусностью с гибель.

И пресностью разной напрасно ноздри дразню,Бесстрастно сопя с подозреньем на неизлечимость:С твоим разлучившись запахом, я мазнюИных (и немилых) — враз различать разучилась.

Глазам, по тебе сголодавшимся, всё — песок:Твоей красотой не питаясь, пришли в негодность…Я точно оглохла для каждого из голосов,Который — не твой голос.

И, загостившись в том мире, что был нам — дом,Как будто горжусь неизбежностью угасания…Её осязаю кожей — однако, с трудом,Заиндевевши без твоего касания.

…Я думала — боль изловчится побыть тобой,Но славная роль оказалась неисполнимой.В стостенной пустыне квартиры и воздух — рябой.Безжизненно зиждусь, заждавшись в тоске тупой —Назад тебя, мой внезапно незаменимый.

Тебя, воскреситель почти зачерствелых чувств,Умеющий Богу угодным согреть глаголом…Уехав, вернёшься. Пока что — не докричусь.Пока что — не стон, но стихи. Хоть в стол, хоть горлом.

Я тебя — невыразимо, невозразимоБуду любить — внесезонно, как в эту зиму —Вечно. Пожаром взора — звонным рыданием гонга;Буду — солено, коли на сердце — горько.

Буду любить тебя сладостно — с миной порою кислой;Ходом крёстным, рукастою Реконкистой.Свежими виршами — в уши, словно в уста — вишней…Буду тебе — лучшей, покуда — не лишней.

Не уставая казаться, не переставая сниться,В каждом абзаце выстраданной страницыВсякой моей новой — твой воскрешать образБуду, покуда обаползаемпорознь.

Буду, пока не покончитстерва-судьбинас местью,Пока кипяточек двух сердцебиений — смесьюЖаркой не станет: живительной смесью единой;Буду (покуда разлукавернапарадигмой)

Верной — тебе. Буду верной тебе, верной —Телом и духом, кровью и самой веной;Верной,как до расставанья,теперь — до встречи;После же — вечно;прочно,как дарречи.После же — верь мне,безвременный Дар Божий, —Буду любить тебя — так же,но ёмче,больше.Знаю и нынче, что бы там не кажись мне:Буду.Покуда хватит — не сил,но жизни.

В ольховой мгле, как олух во хмелю,Я чепуху дней ласковых мелю:Непрошено они мне прошлым стали.Об этой сплывшей прочь нептичьей стаеСкорбя всерьёз, вернуться их молюБез устали — глазами и устами,

Оставлен в сонме вспоминаний голыхГлодать голодным глыбы тех глаголов,Что Отжили своё. Навеселе —Невесел, слёзы лью о журавле,В руках душа синицу — словно олух,Хулящий мглу ольхи в ольховой мгле.

Пока из моих трусливых костей — трясинаНе высосала нутряные остатки меня,Я план побега как славного выношу сынаИ в срок разрожусь — надрывно, не временя;

И брошусь в небо, устав на своём фрегатеВольготного моря бескрайнюю скуку ругать.Я вырвусь с корнем из горько-покорной гатиИ, высью нависнув над нею, постигну, что гать

Конечна при всей неизбывности осточертения.Презрев её прелесть, как всякий — кто окрылён,Сквозь толщу времён понесусь против их течения,Сквозь толщу туч — к тебе, мой Единственный Он.

Пучины, беспечно почившие в розовых ризахЗакатного пламени, — вспять не пустят пути…Покуда лелеешь мой полузабытый призрак —Лелею надежду предстать пред тобой во плоти

Беглянкой темницы, осколком тоски насущной,Который над Известью всех неизвестных ГолгофРаскрошится в звёзды… Воссоединимся — на суше,Слившись с тобой на одном из иных берегов.

Помнишь письмо своё? «Вот бы однажды — в сон,А, пробудившись, увидеть тебя — подле!..»Мне — до того не забыть, что ужаленным псомПятую ночь ворочаюсь. Кажется — боле.Милый, я воин: в сонме немилых персон,Хоть и одна одинёшенька в этом поле.

Воин — а значит, пахота мне — воевать;Страшно — впрягаться, но гибельней — не напрягаться.Скарб паковать — всё равно что латы ковать,Коль толковать в мерзком русле мирской навигации.…В жёваный одр освежёванная кровать,Гроб каюты. Пора!.. Ой пора — выдвигаться.

Ночь над рябым простором, подобно льву,Пасть распахнула. Я, малорослый рыцарь,В лунном рычанье измазан, — победно ревуПеред тем, как во ртутной пучине скрыться.…Если прочно держится на плавуСудно — бегут с него храбрецы, не крысы.

С палубы — в путь. С целой тьмою матёрых волнБьюсь я одна, отхлебнувши солёного бою:Бою, солёного потом врага. ЕгоРать борозжу, бережёная светлой тропою…Помнишь письмо? Раз почишь ты. И — о волшебство! —Кожей внезапно почуешь, что я — с тобою.

Мой Ангел