Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я-то знаю, кто во всём этом виноват — это ди-джеи музыкальных радиостанций и дикторы дурного телевидения — они то молят снега вместо дождя — пойдёт снег, тут они недовольны, что слякоть под ногами — если зима тёплая, они негодуют, ударит мороз — они снова жуют микрофон и требуют весеннего тепла.
Из-за этих упырей и страдает простой народ.
Москвич ведь человек особенный, он к погоде неравнодушен, это ещё Фазиль Искандер заметил. Только нынешний москвич понимает, что погода просто так не бывает, а всё — знамение.
Например, после урагана обычно рубль падает. То есть сначала повалятся рекламные щиты известных банков, потом пара строительных кранов примет горизонтальное положение.
А потом, вестимо, рубль.
Правда, обычно это бывает в середине лета. Люди тогда по городу ходят липкие, дни стоят душные, дожди идут короткие, и постепенно среди тех людей, что молили разноплемённых богов зреет мысль, что лучше б это всё кончилось. Любой ценой. Кончилось. Всё.
День московского урагана 1998 был этапным — в этот день гости перестали предупреждать меня о приходе. Что мне толку было тогда в прочих предвестиях — я лежал дома как сыч со сломанным крылом, пойманный юннатами.
Пусик в то лето строил на Ваганьковском кладбище фамильный склеп. Во время урагана он посетил кладбище, чтобы спилить упавшее рядом дерево. Ваганьково напоминало разворошенный улей. Бандиты приехали проверить, целы ли могилы их убитых другими друзьями друзей. Кладбище наполнилось одинаковыми овальными людьми. Впрочем, сторож кладбища уже не боялся ничего — он пережил ночь летающих покойников.
Дело в том, что старое кладбище заросло деревьями, которые с корнем выдернул ураган. Корни оказались длинными, и в воздух поднялись не только комья земли, но и кресты, могильные плиты, а кое-где — постоянные жители кладбища.
Сторож выпил вечером, и, выдохнув перегар приоткрыл дверь сторожки. В этот момент он стал похож на Хому Брута — перед ним, вокруг кладбищенской церкви на близких курсах летали гробы. Сторож аккуратно затворил дверь, запер её, и начал пить водку.
Пусик, разговаривая с ним, откатил в сторону пятое круглое стекло, и, прервав глупые вопросы, сам забрал пилу из подсобки.
Ураган был предвестником других катаклизмов — социальных. Всё было сочтено могучим ураганом. Но социальные катаклизмы я не заметил вовсе. Медленное движение во времени — вот что беспокоило меня больше, чем очереди у банков.
Но потом всё рассосалось.
Друзья, звеня сумками, продолжали навещать меня. Дело в том, что дом мой стоял на пересечении караванных путей.
Гости мои несли что-то не только мне, но и моему деду. Ему, как тотемному божеству, всегда полагалось что-то с нашего стола — курица или сладкий хлебец. И он, как бог места, принимал эти дары в своей комнате. Или, чаще, как настоящее божество, он забирал их рано утром с кухонного стола, когда его никто не видел.
Потому что никто не видел богов за трапезой.
Я спал, и моё время стояло на месте.
Извините, если кого обидел.
10 января 2005
История о явлениях и существованиях
Ну что, историки, запомнили? Это и называется — "оттепель"!
Извините, если кого обидел.
10 января 2005
История про сидение у окна
Продолжая заниматься прикладной эсхатологией, я обнаружил, что ураган всё-таки ещё может придти ко мне (как говорят телевизионные люди), что в главной стране мира, к несчастью, что-то всё-таки смыло, и мир наполнен вестниками, как говорил Хармс, но мы не можем отличить их от воды.
А подведение итогов — та самая эскхатология и есть.
Надо сказать, что Живой Журнал подошёлся мне, как рука перчатке, или перчатка — руке. Никогда не мог понять смысл этого выражения оттого, в мире моего детства было мало перчаток, и они все они редко подходили к чему-либо. Ну, так или иначе, он пришёлся.
Я долго не мог сформулировать, отчего это так. Нет, мне очень нравилось оформление Живого Журнала, RSS, иерархия комментов.
И вот, меня как-то позвали на радио, и как всегда в таких случаях, я сам того не думая, сформулировал отношение к этому ресурсу.
Много лет назад, в европейских городах, собственно в мастеровых слободах было принято работать у открытого окна. Чтобы прохожий видел — сидит человек, не бражничает, а молотком стучит. Ботинки делает или там кафтан шьёт.
Так и здесь я сижу у открытого окна, пишу статью что-то, чтобы заработать себе на штаны, делаю заметки.
Через окно видно только подошву — или рукав от кафтана. Иногда, правда, это вполне законченный ботинок — один из пары.
Ну, и мне интересно — заглянул кто-то в окно, начал рожи строить. Или кусок колбасы протянул. Не всё ж в одиночестве молотком стучать и протестантской этике внутри себя радоваться.
Не говоря уж о том, что иногда прохожие с улицы могут закричать:
— Правее бери, дурила! Да и гвоздь смени, этот — кривой!
И то польза. Может, гвоздь я не сменю, но задумаюсь.
Так что дело не сколько в дизайне и движке — сколько в в прохожих. Если, конечно, они не бьют оконные стёкла.
Извините, если кого обидел.
12 января 2005
История про костыли
Про Глоцера в разное время говорили разные люди. Одной из первых историй я числю рассказ Чуковского. Эта рассказ, впрочем, широко известен, потому что дневники Корнея Чуковского давно изданы. Так вот:
В своём дневнике за 1968 год, от второго января, Корней Чуковский пишет о Глоцере: «Очень помогает Владимир Осипович, — идеальный секретарь, поразительный человек, всегда служащий чужим интересам и притом вполне бескорыстно. Вообще два самых бескорыстных человека в моём нынешнем быту — Клара и Глоцер. Но Клара немножко себе на уме — в хорошем смысле этого слова — а он бескорыстен самоотверженно и простодушно. И оба они — евреи, т. е. люди наиболее предрасположенные к бескорыстию. (См. у Чехова Соломон в «Степи» <…>».
Дело в том, что Глоцер везде поспел — фактически он был литературным секретарём у нескольких знаменитостей, проходил он по ведомству педагогики, истории диссидентского движения, ОБЭРИУтов, литературной этике и ещё много чего другого.
Но главное, что он оказался собственником имущественного права на некоторых ОБЭРИУтов — злые языки говорили даже, что на всех. Рассказывали, что для одного судебного заседания он вывел стоимость усреднённой строчки Хармса, и каждый раз рассчитывая свою упущенную выгоду и ущерб уже по
