Читаем без скачивания Последний Герой. Том 5 - Рафаэль Дамиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я разорвал записку. Смял обрывки и швырнул на пол. Внутренний голос назойливо прошептал: «Не читай. Ушла — так ушла. Уехала — так уехала».
И тут я вспомнил… Да. Именно так я и поступил тогда… В прошлой жизни. Разорвал и выбросил записку, так и не прочитав. А что сейчас?
Почему я снова здесь и проживаю эти минуты заново? Почему? Неужели для того, чтобы просто повторить всё заново, каждое слово, каждый жест? Или…
Рука сама потянулась к полу.
Я торопливо собрал обрывки, сунул в карман. Снова вызвал лифт, поднялся. На двери, обитой дерматином, мелом было выведено: «Мусор». Я только хмыкнул, стёр рукавом.
— Опять Петька балуется… уши оторву, по самые гланды, — привычно пробормотал я, снова повторяя сам за собой.
Открыл дверь, вошёл. Не снимая куртки и ботинок, протопал на кухню, включил свет. Достал обрывки, разложил на столе. Стал складывать пазл из клетчатого листа, пахнущего духами Ани.
Я собрал обрывки, аккуратно сложил их на столе и стал читать. Буквы были мелкие, убористые.
'Макс, мой родной.
Ты, наверное, думаешь, что я уехала строить карьеру. Но это неправда. Я уехала ради нас. Ради тебя. Ради того, кого ты ещё не видел… ради нашего ребёнка.
Да, Макс… я беременна. Я должна была сказать тебе раньше, но не смогла. Я же знаю, какой ты упрямый. Если бы узнал, ты бы ни за что не отпустил меня. Правда? Схватил бы за руку, за шкирку — и оставил здесь, в Новознаменске. Но так нельзя, здесь нет будущего для малыша. Ты всегда на работе, тебя нет дома, и я понимаю, что твоя служба для тебя — всё. Но с ребенком среди этих новостей, задержек зарплаты и твоих постоянных рисков… я не смогу. Я не смогу растить его, ожидая беды каждый день.
В Москве будет по-другому. Там есть медицина, связи, там люди, которые помогут. Там я смогу спокойно родить, уйти в декрет с нормальной должности, знать, что завтра у ребёнка будет молоко, крыша, будущее. А здесь — только страх и выживание.
Прости, что молчала. У нас будет сын… или дочь. Я не знаю. Нет, внутри знаю — сын. И я хочу, чтобы он был похож на тебя. Чтобы в нём была твоя сила, твоя прямота, твоя несгибаемость, даже если она как огонь жжёт.
Прости меня, Макс. Я не сказала, потому что знаю — ты бы не отпустил. Но я не предательница. Это шаг ради нас, ради семьи, ради жизни нашего ребёнка. Я верю, что когда-нибудь всё образуется. Я верю, что ты приедешь. Уже скоро. И тогда мы вместе выберем ему имя. И, может быть, тогда ты поймёшь, что работа — это не всё.
Что твоя жизнь — это мы. Правда?
Я люблю тебя. Всегда. Даже если сейчас ты думаешь обратное.
Аня.'
Сердце стучало в висках. На меня будто вылили ушат ледяной воды. Я стоял, уставившись в обрывки собранной записки, и не мог пошевелиться. Дыхание сперло, грудь будто затянуло железным обручем. У меня… у меня будет ребёнок. Нет — уже есть. Есть!
Я снова вспомнил, что сюда я лишь вернулся, что я… Если там, в будущем, я жив, значит, он уже давно родился! Здесь же… здесь только слова на бумаге, запах её духов и отпечаток губ.
Первым желанием было рвануть на вокзал. Догнать, успеть, вырвать её из поезда, утащить обратно. Но я понимал — поезд давно ушёл. Ну а если первым же составом до Москвы?
Может быть, чтобы изменить будущее, не нужно туда переноситься? Может, нужно вернуться и сделать всё правильно?
Я рванул к выходу, но ноги будто налились свинцом. Сделал шаг, другой — и силы пропали. Голос застрял в глотке, ругнуться я не смог, только захрипел. Повернулся к двери, но даже выйти из кухни не сумел. Я просто не мог этого сделать.
Что за чертовщина⁈
Ноги запутались, я упал. Голова с глухим ударом легла на холодный линолеум. В висках молотком застучало.
— Твою мать… что за херня… — пробормотал я, не в силах подняться. — У меня будет сын. У меня сын…
Я повторял это, как заклинание, будто от моих слов что-то могло измениться, если только я не забуду их, если буду повторять.
— Эк его нахлобучило, — донёсся голос Мордюкова, гулкий, словно из колодца. — Максим, очнись.
Я чувствовал, что кто-то трясёт меня за плечи.
— Максим! — теперь голос был другой, звонкий, женский.
Это была Кобра.
Я рывком открыл глаза и увидел — я лежу не на линолеуме в своей кухне. Подо мной холодный бетон. Над головой тусклая лампа, стены серые, влажные. Вместо двери — решётка.
Надо мной склонились Кобра и Мордюков. Я — Лютый, и я — Яровой.
— Фух, — выдохнул Семён Алексеевич. — Напугал, бляха! Живой. Сами чуть копыта не отбросили, но ты, видать, больше всех надышался этой гадостью.
Я с трудом приподнялся на локтях, губы сами прошептали:
— Где мой сын?
— Чего? — удивленно уставился на меня Мордюков. — Какой еще сын?..
Глава 16
Я медленно, шатаясь, поднялся с бетонного пола, опёрся ладонью о стену и огляделся. Мертвецки бледный свет лампы давил на глаза, тянул к себе, будто насмешливо спрашивал: «Ты разве ещё живой?». Я пытался понять — что это было. Глюк, сон, наваждение? Но всё виделось слишком правдоподобным, слишком явственным, чтобы просто отмахнуться. Запах её духов, буквы, написанные рукой, след поцелуя на бумаге.
Ни с чем не сравнимый дух, запахи и звуки девяностых. Будто бы я снова очутился ненадолго в той, прошлой жизни. В жизни Лютого. И там, в той жизни, открылось неоспоримое — у меня есть сын.
Как же я тогда не догадался? Не понял настоящей причины её отъезда. Аня ведь просила — прочитай записку. Я мог всё узнать тогда, сразу. Но я порвал её, не захотел слушать оправдания, посчитал всё предательством. Дурак!
Ладно. Теперь уже поздно жалеть. Главное — выбраться отсюда живым. А там я найду его. Моего сына. Или, может быть, дочь. Нет… почему-то уверен — сын. Аня так сказала.
— Макс, ты в порядке? Как себя чувствуешь? — в голосе Кобры прозвучала тревога.
— Живее всех живых, — буркнул я и поднялся.
