Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер

Белое мэровское лицо маячит в темноте. Рот искажен в ужасе.

– Я разберусь, – с ложной решительностью обещает Корсак. – Никакой другой гибрид не посмеет занять твое место, Вася. Пока сиди…

Глава тридцать седьмая

Самозванка. Маленькая девочка. Истеричка. Папина дочка. Ильяна лепит кривовато вырезанный трафарет к панели жилого дома, наотмашь бьет по пустым местам строительной кистью. Краска дурно пахнет, и бандана, повязанная на лице, уже не спасает от бьющего в нос отравляющего запаха. Глупая ты. Бесполезная. Бумага закончилась позавчера, клей тоже – уже пятый день после осознания смерти Мгелико она сама ночами слоняется по сквозным улицам и рисует по картонному трафарету. На каждом доме будет красным цветом виднеться – РЁВ. Выжжено.

Киска. Малышка. Дурочка. Сладуля. Петя почти арестовывает ее во время ночной своей смены, неудачно припарковавшись на патрульном «жигуле», приняв за мальчика-вандала, останавливает, а потом тайком от напарницы – отпустит, конечно, и скажет, что сбежала. Рука не тянется к пистолету, что теряй его, что не теряй – для Пети насилие не выход.

И почему-то вскользь спрашивает у нее, глядя на заляпанные руки и растрепанные, придавленные шапкой, волосы: «У тебя все в порядке?»

Телка. Шкура. Шлюха. Тварь. «Ага, – безразлично глядит на него, – мне пора. Много дел». Петя чуть испуганно отступает от нее, она вся как натянутый нерв. Совершенно для него чужая, она запомнилась ему стройной, красивой, деловой. Драные джинсы и обломанные когти не пришлись ему по мужской душе, догадывается Илля. «Это ты делаешь?» – Он указывает на ближайшую метку на гараже неподалеку. «Ага», – неопределенно и отстраненно отвечает Ильяна.

– Как там Гриша?

– Работает. Вроде всего неделя осталась…

– Я знаю. – Она сурово обрывает его. – И тебе лучше сделать хоть что-нибудь полезное.

Ты лезешь не в свое дело. Уйди отсюда. Не нужно перебивать старших. Нельзя быть такой безответственной. Соберись!

– Ты это – ради нее? – «Это» произносит он, как ругательство. Это – борьба, которой Ильяна наконец посвятила себя целиком. Как она жила раньше? Увлекалась этим по выходным, словно незначительным хобби?

Петина напарница скучает на пассажирском сидении, нажимает рукой на клаксон и вынуждает Карпова послушно обернуться. «Щас!» – вскрикивает он резковато. Иллины колючие слова задевают его глубже, чем кажется.

– А ты ради кого? – Зильберман сощурилась. – Для чего живешь?

– Нет у меня времени об этом думать! – шикает Петя. – Просто работаю. Чего мне делать еще?

– И правда! Выбора-то у тебя нет, – издевается она и смело мажет кистью с остатками краски по рукаву Петиной формы. – Теперь повязан с нами.

Сумасшедшая. Ильяна скрывается с глаз быстро, перепрыгивает через железобетонный блок, ограничивающий движение машин на въезде во двор. Вдогонку Петя не бросается, только смотрит на свой испачканный рукав. Весь вечер придется отстирывать в той же ванне, в которой он не смог утопиться. Есть ли он, выбор-то?

* * *

Гриша ставит в бумагах свою подпись, пробегается по протокольным строчкам, чуть правит детали карандашом – любит Петя приукрашивать! – и захлопывает папку, завязывая шнурки на ней крепким узлом. Дело закрыто. Преступника нашла не она (сам явился, замученный совестью), и убийство вышло непреднамеренное – сбили? переборщили с ударами по голове? – но кто-то все равно будет теперь жить на казенных харчах, выполняя трудовую норму. Гриша, как ни старается, в детали раскрытого уже преступления вникнуть не может. Бумажки – не ее ума дело, конечно, – но Анвару слишком сильно не нравятся. Не нравились.

Все еще сложно привыкнуть, что его стул – пуст, его стол – завален лишней волокитой, на вешалке – нет куртки. Нового офицера пока не присылают – наверное, дожидаются Гришиной смерти, чтобы поставить в работу сразу напарников – какого-нибудь уральского капитана и новоиспеченного служебного хорта – вместе поставить в работу с нуля. Всего неделя.

Только восемь утра, а заняться больше нечем. Гриша приходит на работу, чтобы оставить в верхнем ящике Петиного стола пистолет, которого боится до трясущихся рук, но никак не может подгадать момент. Ни разу не стрелявшая – как она только додумалась вообще с собой его таскать! – она лишь знает, как с нажимом спускают курок, и на чьем-то теле растекается пахнущая железом лужа. Так случилось с Анваром. Так благо не случится с ней.

Кабинет, в котором всю свою рабочую жизнь Гриша перебивается из угла в угол, принадлежит не только ей одной – в просторном помещении шесть на восемь ютятся почти семь столов. Ни один из них не предназначен для нее, поэтому спросить у дежурного «К Рыковой – куда?» – запросто не получится. Но Ильяна спрашивает. Стучит в пластиковую перегородку ладонью, привлекая внимание очередного лодыря, нырнувшего в решение кроссворда в местной газете.

– Куда? – рявкает он нехотя, окидывая пришедшую подозрительным взглядом.

– Мне нужна лейтенантка Рыкова. – Ильяна снимает бандану с лица и довольствуется, что в глаза ее никто не узнает. Пальцы ее красные, в высохшей краске по вторые фаланги, уже не липнут, но внимание привлекают. «Сектантка, что ли?» – Дежурный хмурится, забывая дать ответ. – Але!

– Туда, – кратко кивает он в нужную сторону головой и возвращается к своему занятию. – С повинной?

Илля насмешливо хмыкает и разворачивается кругом на пятках. Если признаться Грише во всех преступлениях – своих и не только, то можно ошибочно поторопиться, накаркать и предвосхитить ужасающие события, которых еще не случилось. Нельзя же испортить сюрприз!

Дверь открывается рывком, и Гриша даже не подымает голову от бумаг, которые прочла уже четырежды. Лучшие их раскрытые дела давно в архиве, однако некоторые висяки и глухари еще лежат, пухнут от влаги и времени в столе. Заметки живым почерком старого товарища еще пахнут чернилами шариковых ручек. Может, она успеет?..

– Ты мне нужна.

Гриша боится посмотреть на Ильяну. Сердце клокочет, дышать в кабинете становится нечем.

– Гриш. Правда, нужна. Я без тебя не справлюсь.

– Нет, уходи. – Словно предчувствуя, о чем Илля поведет речь, она отрицательно машет головой, сгоняя марево кошачьего взора. – Прошу тебя. – «Не надо вынужденных мучений, – добавляет про себя. – Поздно».

Отказывать Ильяне никто не смеет. И в избалованности дело, и в переменах ее личности – тяжело теперь обогнуть необъятную ее решимость, которой катком она намерена подминать под себя всякого. И она не за любовью к Грише пришла, не за дружбой даже, всего-то – предупредить.

– Вставай и выходи, пока я тебя за шкирку не вытащила. Или на поводке тащить, ну?

Как распахивает, так и хлопает дверью – будто не было ее. Гриша возмущенно рвется, но колено болезненно громко щелкает. Чем больше