Читаем без скачивания Мемуары военного фельдшера - Клавдий Степанович Баев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шли всю ночь. Совершенно никуда не заходили. Днем отдыхали в посадке, хорошо, что совсем тепло. А если бы зима? Тогда где бы прятаться? Сейчас, что…Пока облавы идут, можно отсидеться в посадке или в хлебе. Рожь уже большая. В посадке, сколько не лежи, а есть то хочется. В сумерках подошли к хутору. Зашли в самую первую хату. Здесь жила женщина с тремя взрослыми дочерьми. Покормили нас ужином, не отказали и в ночлеге. Под утро Петька почувствовал себя плохо. Похоже, что у него высокая температура. Весь день ничего не ел. Хозяйка его помыла и положила на лежанку около печки. Ночью ему совсем стало плохо. На третий день моего дружка Петьки Логова не стало. Похоронили его жители хутора. Дорогой мой, дружочек! Я даже не знаю твой адрес как следует. Так никто из родных и не узнает о твоей смерти, о твоей могилке. После похорон друга, я прожил в этом хуторе два дня, а затем ушел из него и навсегда оставил здесь своего друга.
Первые дни после смерти товарища из хутора в хутор я ходил один. Как-то случайно я вышел на шоссейную дорогу. У обочины дороги сидел старик с тачкой. Я поздоровался и подсел к нему. Разговорились. Кто ты и куда путь держишь? Я старику врать не стал, сказал, что пленный. Старик оказался из Ворошиловграда. Ездит с тачкой по селам и меняет кое-какие вещи на продукты. Говорит, что в городе очень плохо с продовольствием. У меня не было определенного маршрута, и я шел вместе со стариком. Но не долго. На перекрестке дорог стояла немецкая машина, и нас остановил немец-шофер. На старика махнул рукой, чтобы следовал своей дорогой, а меня задержал. Заставил меня качать колесо. По-русски ни черта не понимает. Я ему объясняю, что иду к тете в Харьковскую область из г.Сталино. Вряд ли он что понял, но закивал головой: «Форштейн! Форштейн! Зер гут!». Колесо накачал. Теперь я мог идти дальше. У меня как раз кончился табак. Я попросил у немца сигарет, показывая на колесо и на насос, что я, мол, работал и мне надо заплатить. На этот раз он, видимо, меня понял. Снова начал говорить: «Форштейн! Форштейн!», а потом заржал, как жеребец. Пачку сигарет все же мне дал.
Поздним вечером я зашел в большое село Зареченское. В самой крайней хате попросился переночевать. Хозяин не пустил. Попросился еще в одну хату – тоже самое. В середине села еще просился в нескольких хатах. Нет, нигде не пускают! Тут чуть ли не в каждой хате мужики. Больше я нигде проситься не стал, а решил идти в какой-нибудь хутор. Там народ лучше. Но на выходе из села меня остановила молодая женщина. Она спросила, кто я и куда иду. Затем пригласила в хату. Она жила вдвоем с маленькой дочуркой. Я ей рассказал о том, что я обошел десяток хат, и меня никто не пустил на ночлег. Она ответила: «Тут не скоро пустят! Тут чуть ли не все мужики дома. Когда Красная Армия отступала, они, эти мужики, побросали оружие и подались домой. Самые настоящие дезертиры. А мой вот погиб в самые первые дни на границе. Злой здесь народ в селе. Кулаков много вернулось. Так ты лучше здесь не задерживайся долго, надо не выдали полицаи. Староста и полицай здесь тоже из бывших кулаков». За разговором мы не заметили, как в хату вошли два немца. Оба здоровенные, но уже не молодые. Коверкая русские слова, объяснили, что им нужно отдохнуть и закусить. В хату они внесли большой ранец и из него стали выкладывать на стол хлеб, консервы и сыр. Тут же на стол поставили несколько бутылок вина. Хозяйку заставили из консервов варить суп. Меня, видимо, посчитали за мужа этой женщины. Когда они сидели за столом, жрали и выпивали, меня заставили напоить лошадей. Пришлось напоить. Когда они захмелели, то расщедрились и нас пригласили за стол. По правде сказать, есть я здорово хотел. Более суток во рту ничего не было. Хозяйка и я сели за стол. В общем, тут я подзакусил как надо, не стеснялся. А когда они клевали носом, я даже сумел опорожнить полный стакан вина. Вино было вкусное. Спали немцы на полу. Я лег на печь. Когда я проснулся, немцев в хате уже не было. Хозяйка говорит, что они даже не завтракали. Видимо, куда-то спешили. Хоть кое-что хозяйке перепало. Часть продуктов так и остались на столе. Забыли, наверняка, второпях. На окне остались две пачки сигарет. А это я уже взял себе. У этой женщины я пробыл более суток. Она мне выстирала белье, подарила старенькую сатиновую рубашку и кепку. Звали эту замечательную женщину Ольга Прокопчук.
На территории Харьковской области в селе Ново-Тарасовка я встретил Семена. Я его сначала даже не узнал. Он первый подошел ко мне и заговорил. Это тот самый Семен, который обезоружил и ухлопал полицая, когда мы были на речке. До этой встречи я мало что знал о нем. Знал только, что он из Тюмени, почти земляк. Про Жорку ничего не знает, они с ним давно уже расстались. Мы решили держаться друг друга. В этом селе мы пробыли не долго. Пока не примелькались жителям, надо уходить в другое место. Семен отпустил бороду и усы. Одет был в грубые широкие брюки, ситцевую рубашку-косоворотку и парусиновый пиджак весь замасленный. На ногах старые галоши, а на голове соломенная шляпа. За плечами мешок с разным сапожным инструментом. Кое-какой груз он дал мне. Пистолет тоже был при нем. И вот мы в таком виде потихоньку шли от хутора к хутору, от села к селу. Себя выдавали за родственников – дядя и племянник. А если спросят, откуда и почему документов нет, и на это придумали ответы. Договорились обо всем. Все шло нормально некоторое время. Даже на больших дорогах нас никто не останавливал. В паре с ним я смахивал на мальчишку, а он на пожилого дядю. И все
