Читаем без скачивания Песчаная роза - Анна Берсенева

Она ожидала от него какого угодно объяснения, но это, про танк, показалось ей совершенно бессмысленным. Словно с Луны на нее свалилось!

– В танке вряд ли, но в полевом госпитале – вполне вероятно, – усмехнулся Женя. Глаза сделались ледяными, и он произнес, глядя ей в глаза: – Не говори, что такого не может быть. Слова «нельзя» для них не существует. Может быть все что угодно. Я это понимаю и не допущу, чтобы мы все стали заложниками их затей. Ты в том числе. – И добавил уже совсем другим, почти извиняющимся тоном: – Не надо мне было тебе это говорить.

– Ох, Жень… – Соня приложила руку ко лбу, словно проверяя, не жар ли у нее. – Все-таки я… Нет, я тебе верю, конечно, доверяю во всем! Но все равно не могу понять…

– И не надо. – Он быстро коснулся ее руки. – Ты все равно не сможешь это предотвратить.

– А кто сможет?

– Глобально – никто, к сожалению. А конкретно для нас… Я постараюсь, Сонь. Не думай об этом пока.

Ключ повернулся в замке, вошла Алеся.

– Не суждено мне встать перед тобой на одно колено в осеннем парке, – встретил ее Женя.

Она засмеялась, обняла его, сказала:

– Я закрою глаза и представлю, что ты встал на два! – И, обернувшись к Соне, спросила: – Ты правда не против поехать за Сережкой?

– Уже билет взяла, – ответила Соня. – И что вы оба взялись со мной деликатничать!

Женя снимал с Алеси пальто, потом подавал пальто сестре, бросая при этом на Алесю виноватые взгляды, та перечисляла Соне, что Сережка должен взять с собой в Москву, хотя сто раз уже было перечислено, потом зазвонил Женькин рабочий телефон – целых полчаса молчал в его выходной! – и он ушел в комнату давать указания…

– Женя очень на меня сердится? – спросила Алеся.

– Он за тебя волнуется, – ответила Соня. – С чего ему сердиться?

– Вдруг он думает, что я нарочно… Таблетки перестала принимать или что-нибудь такое.

– Ну что у тебя в голове! – рассердилась Соня. – Ты правда думаешь, что Женька может тебя в обмане подозревать?

– Нет, конечно, нет! Просто первый мой мужчина, Сережкин отец, так мне и сказал: ты нарочно забеременела, чтобы меня привязать. Я и подумала: вдруг Женя тоже… Извини, Сонь. Мне так страшно! – Голос у Алеси задрожал. – Как на ребенке скажется? Никто ведь ничего толком не понимает, достоверной статистики нет, я всю сеть облазила… Но английский плохо знаю, трудно искать. Может, ты посмотришь, что там пишут про беременность у переболевших?

– Женька все посмотрит, – уверенным тоном сказала Соня. – Он знает, где смотреть, и английский знает прекрасно. Даже не думай о плохом.

– Я стараюсь, – вздохнула Алеся. – Когда его вижу, то и не думаю. Но когда не вижу… Просто до идиотизма: сидела сейчас в парке, и так мне без Жени страшно стало. Даже стыдно.

– Ничего стыдного, – улыбнулась Соня. – Это артыновское свойство такое – внушать безопасность.

– И за маму очень волнуюсь, – добавила Алеся. – Конечно, стентирование уже рутинная вещь, и кардиоцентр в Минске хороший. Но все-таки… Спасибо, что ты с Сережкой выручаешь. Женя боится, чтобы я ехала, сам он не может, а…

– Да тут вообще говорить не о чем, – махнула рукой Соня. – Привезу и Сережку, и кота его обожаемого. Видно, этот Бентли – моя судьба.

Когда она вышла наконец на улицу, голова у нее гудела. Но все-таки разговор с Алесей подействовал умиротворяюще. Во всяком случае, вытеснил из ее сознания странные Женькины слова.

«Он ведь мне сказал пока об этом не думать, – решила она. – Значит, надо просто выспаться в поезде».

Глава 12

Ксения плохо спала в поездах с самого детства. Когда переезжали с мамой из Шварцвальда в Ниццу, то не спала вообще ни минуты, но это было даже хорошо, потому что по дороге увидела тогда много всего интересного.

Ее внимание и сейчас привлекало все, что являлось взгляду за окнами вагона. Французские деревни и города отличались от немецких, немецкие от польских, люди на вокзалах и платформах от страны к стране менялись, и было интересно их сравнивать, отмечая различия, даже едва уловимые.

Но все-таки она не очень в это вовлекалась. Слишком сильна была ее тревога за Сергея Васильевича.

С той минуты, когда вошли в купе спального вагона, двухместное, удобное, даже роскошное, и проплыл за окнами вокзал, и Париж вскоре исчез в пелене дождя, – он сделался совершенно безучастен. Обычно проводил время за чтением газет – всегда покупал их много на разных языках. А сейчас не купил за всю дорогу ни одной, даже не выходил на станциях.

Нет, не в поезде и не на вокзале – Ксения знала, когда с ним это сделалось. С какой минуты ничего ему стало не нужно.

После вечера в «Фоли Бержер» она проснулась с раскалывающейся головой. Еще не открывая глаз, попыталась понять, что за странная боль такая, вспомнила про мартини, потом почему-то про Мистенгетт, потом… Потом вскочила с кровати, распахнула дверь в смежную комнату, увидела, что его нет, перепугалась до дрожи… И тут повернулся в замке ключ, и она сразу успокоилась.

– Собери, пожалуйста, вещи, – сказал Сергей Васильевич, входя. – Как можно скорее.

Капли дождя серебрились у него на пальто и шляпе. И коротко подстриженные виски серебрились тоже. Седина это или просто природный цвет? Он вдвое старше, чем она. Много это или мало для седины? Ксения совсем не разбиралась в таких вещах. Взрослый и тем более мужской мир до недавних пор был для нее темным лесом. Пока жизнь не отправила ее в этот лес безжалостным пинком.

– Соберу! – воскликнула она. – Сейчас.

Перед их отплытием на пароме из Аль-Джазаира в Марсель он купил большой кофр – со стальным каркасом, но сделанный из ковровой ткани, а потому очень легкий. В него уместилась тогда вся их одежда, теперь ее немного прибавилось, но если что-то не поместится, можно будет…

– Свои вещи собери, – сказал Сергей Васильевич.

Ксения выронила кофр, который успела вытащить из-под стола.

– А… твои? – спросила она.

Уже зная, какой ответ услышит.

– Я снял тебе комнату на Монмартре, – сказал он. – Отвезу тебя туда.

– И… всё?.. – чуть слышно выговорила она.

– Да. – Его голос дрогнул. – Это все, что я могу для тебя сделать.

«Не надо ничего для меня делать! Возьми меня с собой!» – она уже готова была выкрикнуть это, забиться в слезах…

– Не добивай меня, – вдруг сказал он. – Еще и тебе принести горе