Читаем без скачивания Баллада о проклятой любви - Стефани Гарбер

Эванджелина обвила руками его шею и сделала то, чего так отчаянно хотела: крепко прижалась к нему, но лишь на секунду. Она обнимала его так, словно он принадлежит ей, а она – ему, и ничто не может их разделить. Ни проклятия. Ни ложь. Ни прошлые раны или ошибки. Она обнимала его так, словно ничто не имело значения, кроме этого момента. Потом Эванджелина отпустила его. Неловко соскользнула с его колен, едва не упав, пока пыталась отойти подальше.

– Эванджелина… что случилось? – Между его бровями появилась глубокая морщинка.

– Это все не по-настоящему, Джекс. Ты и я, мы попали под влияние камня счастья.

– Значит, ты думаешь, что испытываешь ко мне такие чувства только из-за камня? – Джекс стиснул челюсти. На секунду в его глазах промелькнула злость, но, приглядевшись внимательнее, Эванджелина увидела в них одну лишь боль.

Она тут же пожалела о своих словах. Ей не хотелось причинять ему боль. Ни за что на свете. Тем не менее Эванджелина знала, что им нельзя оставаться здесь даже на один день. Боялась, что одного дня будет недостаточно – никогда не будет достаточно. Если Эванджелина останется в Лощине с Джексом, то станет похожа на Петру, которая держалась за свою молодость и камень юности и готова была пойти на все, лишь бы их сохранить.

– Я так не думаю, я знаю. – Эванджелина взяла пустую чугунную баночку из-под шоколадной пасты вместе с крышкой. – Сегодня утром я нашла камень счастья. Он спрятан в часах.

– Эванджелина…

Она услышала, как Джекс вскочил с места, но не обернулась. Чем быстрее она осуществит задуманное, тем будет лучше для них обоих.

Ноги сами собой понесли ее в холл.

– Постой… – Джекс схватил ее за руку и развернул к себе, не позволяя ей дотронуться до часов. Лицо его побледнело, взгляд словно остекленел, а глаза покраснели.

Она ненавидела себя за то, что причиняла ему боль, но отогнала эти мысли. Через минуту они оба почувствуют себя по-другому. Больше всего на свете Джекс желал заполучить камни, а она хотела спасти Аполлона. Мечтала обрести свое «долго и счастливо» – по-настоящему, искренне, а не благодаря магии.

– Что бы это ни было, Джекс, скоро ты не будешь чувствовать то же самое.

Он с трудом сглотнул и стиснул челюсти.

– Ты даже не представляешь, что я чувствую.

Он опустил взгляд на ее губы, и на лице его появилось страдальческое выражение, какого Эванджелина никогда раньше не видела.

Когда Джекс чего-то желал, он вкладывал в это столько страсти, что мог разрушать миры и создавать королевства из пепла. Сейчас от него исходила такая энергия, словно он хотел уничтожить Эванджелину и сделать своей королевой одновременно.

И как же это было заманчиво – поддаться ему. В воздухе вокруг них потрескивала магия. Золотистая, полная энергии и жизни. Казалось, именно так и заканчивалась сказка, в которой один поцелуй был могущественнее тысячи войн или сотни заклятий.

Эванджелина представила, как подходит к Джексу, прижимается губами к его губам и проводит вечность в этом нескончаемом поцелуе.

– Это нереально, Джекс. – Каждое слово давалось ей с трудом и отзывалось болью в груди, но она знала, что должна произнести правду вслух. – Это место – лишь волшебная сказка, где нет ни проклятий, ни чудовищ. Но они все еще существуют и поджидают нас за пределами Лощины. Аполлон где-то там…

– С Аполлоном все в порядке, – перебил ее Джекс, мгновенно разозлившись, стоило ему услышать имя принца. – Хаос нашел его, и я видел их, когда уезжал отсюда. Аполлон удобно устроился в замке Хаоса, где никто не сможет навредить ему, а он не сможет причинить боль тебе.

– Но он не может жить там вечно. И мы не можем так жить. – Эванджелина вырвала руку из хватки Джекса и, прежде чем он успел остановить ее, повернулась к часам. Распахнув стеклянную дверцу, она схватила камень счастья, висевший на одном из маятников, бросила его в чугунный горшок и накрыла крышкой.

Часть III

Охота на монстров

41

Как только Эванджелина сняла камень счастья с маятника, стрелки часов замерли. Лощину накрыла тишина, а воздух стал холодным, как в могилах по ночам.

Эванджелина знала, что это место не было по-настоящему живым, но ей все равно казалось, что Лощина умирала. Свечи гасли. Деревянный пол расходился трещинами. Ступени лестницы, совсем недавно сверкавшие чистотой, покрылись толстым слоем пыли и паутиной.

Может быть, заклинание и защищало Лощину от всяческих проклятий, но вся остальная магия, казалось, исходила от камня счастья.

Даже дракончик изменил свое поведение. Он начал колотить лапками по дверной ручке, словно ему не терпелось уйти отсюда поскорее.

Эванджелина с радостью бы оставила его у себя, но вместо этого открыла дверь и выпустила дракончика на мороз. Снег во дворе больше не искрился. Теперь он стал мокрым и ледяным и, прежде чем она закрыла дверь, укусил ее за щеки.

В груди у нее образовалась огромная дыра.

Эванджелина даже не хотела смотреть на Джекса. Если в Лощине стало так холодно в одно мгновение, то что же она увидит, когда повернется к нему? Поэтому она боялась. Но какая-то крошечная часть ее души надеялась, что ничего не изменилось, что, пусть Лощина и стала другой, Джекс остался прежним.

– Можешь повернуться, Лисичка. – Голос его прозвучал резко, и искра надежды в ее груди угасла. – Не переживай, ты больше не услышишь от меня нежелательных просьб.

И он оказался прав. Когда Эванджелина осмелилась поднять голову, то увидела, что краснота из его глаз исчезла. Его челюсть все еще была напряжена, но теперь не от боли, а от раздражения.

– Я говорила, что все станет по-другому, – пробормотала она. Слова отозвались болью в сердце, но она попыталась отогнать это чувство. Хаос предупреждал ее, что магия камней будут воздействовать на нее сильнее, чем на кого-либо другого. Должно быть, именно поэтому она все еще ощущала влияние камня счастья, но надеялась, что ее тяга к Джексу очень скоро исчезнет. Джекс уже явно избавился от влечения к ней.

– Ты была права, – отозвался он. – Теперь мне хочется уйти. Я принесу два других камня. А ты найди плащ.

Эванджелина нашла золотистого цвета плащ, подбитый густым белым мехом, в том же шкафу, где недавно обнаружила дневник Авроры Доблестной. Она взяла плащ и переоделась в белое платье с вышитыми золотыми цветами и лифом, перевязанным лентами оттенка розового заката. Эванджелина решила