Читаем без скачивания Из глубины экрана. Интерпретация кинотекстов - Вадим Юрьевич Михайлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Сюжет об удивительной дуэли: версия Джозефа Конрада
Неизвестно где и неизвестно когда, по всей очевидности, в ходе своей долгой, растянувшейся на два десятилетия карьеры во французском, британском и бельгийском торговом флоте, Юзеф Теодор Конрад Коженёвский, польский шляхтич, потомок (по разным линиям) сразу двух наполеоновских офицеров и уроженец российского Бердичева, прочел — вероятнее всего, в старом выпуске журнала Harper’s Magazine за сентябрь 1858 года[404] — историю, которая представляла собой идеальный сюжет для художественного текста о временах Наполеоновских войн. Историю об эпической дуэли, растянувшейся ровно на те пятнадцать лет, на протяжении которых армии маленького корсиканца маршировали из края в край Европы и которые, по большому счету, обозначили момент окончательного наступления Современности. На полноценный роман история не тянула в силу своей очевидной линейности и анекдотичности, но из нее вполне мог получиться крепкий и достаточно объемный рассказ. Много позже, в 1906 году, уже успев — под именем Джозеф Конрад — стать известным английским писателем и заработав нервный срыв во время работы над одной из самых своих известных книг[405], бывший моряк отправился на реабилитацию в Монпелье[406] и увидел в провинциальной французской газете небольшую заметку из тех, что редакторы публикуют, чтобы занять пустую полосу. Заметка пересказывала в общих чертах уже знакомый «наполеоновский» сюжет, и Джозеф Конрад за два месяца, декабрь 1906‑го и январь 1907 года, написал «Дуэль».
Статья в Harper’s Magazine прямо называла имена участников легендарной дуэли, двоих французских офицеров, которые на протяжении полутора десятков лет при всяком удобном случае возобновляли поединок, причем поводом для этой маниакальной одержимости «делом чести»[407] послужила коллизия, по сути своей совершенно ничтожная. Имена принадлежали вполне реальным людям, оставившим заметный след во французской военной истории рубежа XVIII–XIX веков, Пьеру Дюмон де л’Этану и Франсуа Фурнье-Сарловезу: к 1813 году оба состояли в звании дивизионного генерала. Конрад изменил имена офицеров на д’ Юбер и Феро. Во втором случае изменение легко объяснимо, поскольку автору нужен был персонаж, который смог бы послужить воплощением необъяснимой и неконтролируемой, «животной» ярости, так что фамилия Feraud, созвучная английскому ferocity (дикость, свирепость) был как нельзя более кстати. Дюмон превратился в д’ Юбера уже в процессе написания текста: по крайней мере, в машинописном оригинале рассказа, который ныне хранится в филадельфийской Свободной Библиотеке, этот персонаж сперва именуется Дюпоном, с заменой в оригинальном имени всего одного звука, потом — десять раз! — Дюраном, и только начиная с одиннадцатой страницы окончательно превращается в д’ Юбера[408]. В данном случае происшедшие изменения объяснить труднее, если только — по аналогии с первым персонажем — не предположить созвучие с немецким über (действие начинается в Страсбурге и продолжается сперва в Аугсбурге, затем в Любеке): смысл слова может восприниматься как маркер несомненного морального превосходства этого героя над оппонентом и его же окончательного торжества в финале повествования[409]. Дополнительной мотивацией обращения именно к немецкому созвучию мог послужить принципиальный для автора момент. Габриэль Феро и Арман д’ Юбер устойчиво противопоставляются в рассказе по целому ряду признаков, выстроенных как бинарные оппозиции и сцепленных с клишированными едва ли не до карикатурности типажами: «природного», наклонного к неконтролируемой ярости, вспыльчивого и злопамятного гасконца, «сумасшедшего южанина», брюнета и коротышки — и «цивилизованного», сдержанного и рационального северянина-пикардийца, высокого блондина с усами пшеничного цвета.
Сугубо романтический сюжет двойничества, переживший очевидный ренессанс в неоромантической традиции рубежа XIX–XX веков, Конрад дополнил чисто модернистским интересом к предельно редуцированной человеческой природе, освобожденной от социальных напластований. В итоге читателю была предложена история о столкновении двух принципиально разных людских «природ», южной и северной, в эпоху, когда европейский человек, уже отчасти успевший освободиться от тотальной христианской регламентации, заново начал вглядываться в то, что останется от его представлений о себе самом, если религия будет вынесена за скобки. Исторический анекдот — в исходном смысле этого понятия, который Н. Я. Берковский обозначил в свое время через категорию вызывающей исключительности, уродства[410], — в данном случае был использован как сущностная характеристика эпохи, поданной как вполне идиллическая, как последний вздох «былых времен», за которым последовала Современность. По словам самого автора, история этой безумной дуэли позволила ему сделать самое главное: ухватить дух наполеоновского времени, который «никогда не был исключительно милитаристским <…> [но] молодым, едва ли не детским по степени накала чувств — исполненным наивной и героической веры»[411].
А семьдесят лет спустя, в 1977 году, Ридли Скотт, сын британского моряка торгового флота, дослужившегося во Вторую мировую войну до звания бригадного генерала, снял по конрадовской «Дуэли» свой первый полнометражный фильм «Дуэлянты», где д’ Юбера сыграл Кит Кэррадайн, а Феро — Харви Кейтель. Фильм получил в Каннах приз (avec unanimite) за лучший режиссерский дебют, причем его хвалили — и продолжают хвалить — среди прочего именно за историческую достоверность и за передачу духа времени[412].
Судя по всему, ни у Джозефа Конрада, ни у Ридли Скотта не было сомнений в том, что они предлагают публике историю, «основанную на реальных событиях», — при том, что за несколько десятков лет, которые лежали между временем действия и временем публикации отчетов о «дуэли века» во франкофонных и англоязычных источниках, сюжет вполне очевидным образом прошел через все этапы, необходимые для трансформации события, имевшего место в жизни, в легенду или в исторический анекдот.
Статья в «Харперз мэгэзин» располагает события между 1794 и 1813 годами. Тот же временной отрезок мы находим и в первом известном отчете об этом поединке — в «Физиологии дуэли» Альфреда д’Альмбера, опубликованной в 1853 году[413]. Текст д’Альмбера, вероятнее всего, послужил первоисточником для автора из «Харперз»: сюжет прописан здесь более детально, при сохранении общей канвы и ключевых характеристик персонажей (скажем, начинается история в Страсбуре, и оба фигуранта имеют чин капитана). Впрочем, есть и расхождения. У д’Альмбера не фигурирует фамилия Фурнье — по крайней мере, в полном написании. Персонаж выведен в тексте как F***, и дерется с ним
