Читаем без скачивания Избранные труды. Том IV - Олимпиад Соломонович Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку Советское государство было в высшей степени централизованным, тот же метод централизации казался и наиболее адекватной формой управления экономикой. Но, несмотря на все его преимущества для тоталитарного режима, этот метод страдал одним существенным недостатком: он не содержал никаких стимулов для инициативы производителей, а потому толкал всю экономику к краю пропасти. Чтобы избежать этого, правители заменяли тотальную централизацию некоторой децентрализацией, предоставляя производителям определенную самостоятельность и тем самым стимулируя их собственную инициативу. Это вызывало экономический подъем и спасало страну от экономического краха. Но хозяйственная независимость производителей влияла на их политические взгляды; они становились тверже в своем политическомсамосознании, вследствие чего подрывалась прочность политической власти правителей. Чтобы восстановить свое политическое могущество, правители возвращались от относительной децентрализации к прежнему централизму. А поскольку эти повороты от одного метода управления экономикой к другому постоянно повторялись, циклическое развитие на основе экономических реформ от централизма к децентрализации и обратно к централизму сделалось закономерностью советской системы.
Исторически первое место принадлежит крайнему проявлению централизма, названному военным коммунизмом и введенному сразу же после захвата большевиками политической власти. Они упразднили товарно-денежные отношения, заменив их прямым плановым распределением. Каждое государственное предприятие в соответствии с плановыми предписаниями бесплатно передавало свою продукцию другим предприятиям и таким же образом получало от других предприятий оборудование, сырье и материалы. Каждый крестьянин был обязан сдавать государству сельскохозяйственную продукцию в соответствии с правительственными продразверстками, не получая никаких денег или иного эквивалента взамен. Рабочим и служащим зарплата выплачивалась не деньгами, а товарами в зависимости от числа членов их семей. Однако неминуемо надвигающийся крах вынудил заменить такое управление новой экономической политикой (нэпом) – первым примером политики децентрализации, использованной большевиками.
Товарно-денежные отношения были восстановлены, и прямой (безденежный) обмен товаров более не применялся. Государственные предприятия должны были сами обеспечивать себя всем необходимым для производства, возмездно отчуждая свою продукцию. Крестьяне заранее знали, сколько сельскохозяйственной продукции должно быть сдано государству в качестве налога, и свободно распоряжались оставшейся ее частью. Более того, была восстановлена частная собственность в отношении небольших промышленных и торговых предприятий, имеющих наемных рабочих в количестве, не превышающем установленных законом пределов. С экономической точки зрения все эти меры оказались весьма эффективными. Но в плане политическом они представляли опасность. Нелегко сохранять политическую диктатуру в отношении экономически независимых субъектов. Поэтому Сталин, устанавливая свою личную диктатуру, постепенно вытеснил нэп крайним экономическим централизмом. Провозглашенная в 1927 г. индустриализация вынесла приговор частным предприятиям, а в начале 1930-х законом были запрещены частная торговля и наем рабочих. Коллективизация, начавшаяся в конце 1920-х и завершившаяся в середине 1930-х годов, сохранив очень малое число единоличных крестьянских хозяйств, установила почти полное господство колхозов. Государственные предприятия продолжали использовать хозяйственные договоры, но подавляющее большинство этих договоров должно было основываться на планах (иначе они были недействительными) и соответствовать плановым показателям по цене, количеству, качеству и т. д. (в противном случав их условия должны были быть приведены в соответствие с планами). И если, несмотря на уничтожение всех экономических стимулов, Сталин все же сумел добиться роста и укрепления советской экономики, то это произошло благодаря двум факторам: принудительному труду миллионов заключенных и трудовой дисциплине «свободных» рабочих, трудившихся из-под палки. Но даже жестокость Сталина обеспечивала определенные достижения лишь в сфере тяжелой промышленности и промышленного строительства. Продовольствие и иные потребительские товары не представляли для него интереса и поэтому были предметами постоянного дефицита.
После смерти Сталина Хрущев совершенно открыто сказал о прискорбной ситуации в сфере сельского хозяйства и уже в 1953 г. предпринял меры по его реорганизации. При закупках колхозной продукции перестал господствовать прежний произвол, закупочные цены были повышены, а колхозы получили право свободно продавать излишки продукции. В результате колхозники, труд которых ранее оплачивался колхозами чисто символически (3–5 копеек в день), начали получать скромное, но все же ощутимое по размеру вознаграждение. В сфере промышленности реформы Хрущева были менее значительными, чем в области сельского хозяйства. Он ослабил зависимость хозяйственных договоров от хозяйственных планов и упрочил правовые позиции предприятий в их отношениях с министерствами. Но в целом централизм продолжал оставаться все тем же, и хрущевские реорганизационные трюки, следовавшие один за другим, были скорее вредны, чем полезны для промышленного развития.
Действительно позитивное влияние на советскую промышленность могла оказать косыгинская реформа 1965 г. (Косыгин сменил Хрущева в должности Председателя Совета Министров), если бы она была последовательно проведена в советской хозяйственной практике. Нормативные акты, посвященные этой реформе, свели централизованное планирование к минимуму. В плановом порядке определялись теперь только объемы выпускаемой продукции и получаемой прибыли. Все остальные показатели, а также заключение хозяйственных договоров и определение их условий зависели исключительно от решений производителей или соглашений договаривающихся сторон. Производитель должен был собирать заказы от своих клиентов и в сводном виде представлять эти заказы в соответствующий планирующий орган. Если утвержденные последним планы соответствовали заказам, договоры воспроизводили эти заказы. В противном случае стороны должны были приводить заказы в соответствие с планами и на этой основе заключать различные договоры. Получение запланированной прибыли, а тем более перевыполнение в этом отношении планов давало рабочим и служащим предприятий право на соответствующие премии.
Фактически эти премии были крайне малы, однако в целом по всей стране они достигли величины, весьма обременительной для советской розничной торговли, слабой и без такого дополнительного груза. И это послужило первым обстоятельством, поставившим под сомнение косыгинскую реформу. Затем, полная свобода производителей в детальном определении ассортимента выпускаемой ими продукции привела к исчезновению необходимых, но трудоемких изделий, наряду с перепроизводством менее важных товаров. Промышленность страны в некоторой степени вышла из-под государственного контроля, и нередко товары, необходимые обществу, не могли быть получены либо совсем, либо в нужном количестве. Все указанные обстоятельства, вместе взятые, скомпрометировали косыгинскую децентрализацию и привели к брежневскому централизму.
Эта новая централизация осуществлялась сначала постепенно, а затем решительно. Постепенные меры заключались в ограничении применения заказов, увеличении числа плановых показателей, прекращении выплат премий и т. д. Решительные же шаги пришлись на 1973–1974 гг. когда были приняты нормативные акты по реформированию промышленности, и получили название брежневских реформ. Брежнев с самого начала выступал против проектов Косыгина с целью обойти его в высшем эшелоне власти. А поскольку мероприятия Косыгина оказались неподходящими для советской экономической системы, это усилило позицию Брежнева, обеспечив ее окончательную победу. Нормативные акты 1973–1974 гг. закрепили эту победу, восстановив детальное хозяйственное планирование, создав дополнительные административные органы хозяйственного управления, включив предприятия в производственные и промышленные объединения и лишив их тем самым даже минимума самостоятельности. Таким образом, в последний период своего существования Советская Россия вступила в стадию экономического застоя, а не экономического развития.
Однако независимо от уровня эффективности советской экономики, подверженной постоянному колебанию от централизма к децентрализации и затем обратно к централизму, государственная собственность, охватывая 95 % этой экономики, обеспечивала экономическую монополию тем, кто держал в своих руках неограниченную политическую власть. Эта власть опиралась на различные факторы: пропагандистские меры и меры принуждения, разнообразные формы убеждения и ничем не ограниченные методы подавления. Но все эти факторы не были всеобъемлющими: они не затрагивали всего населения. Только экономическая монополия, основанная на государственной собственности, пронизывала все стороны жизни общества, поскольку обеспечивала экономическую зависимость всех граждан от Советского государства. Это означало, что экономическая и политическая системы в СССР были взаимосвязаны: без неограниченной политической власти Советское государство не смогло бы стать собственником 95 % экономических ресурсов страны, а без воплощенной в этом экономической монополии Советское государство не могло бы осуществлять неограниченную политическую власть.
Но что такое государственная собственность? Кого следует считать носителем этого права?
Согласно официальной доктрине, господствовавшей в СССР, это право принадлежит всему народу, и только сам народ является собственником государственного имущества. Поэтому государственная собственность характеризовалась как социалистическая собственность, а СССР – как страна победившего социализма. Напротив, официальные
