Читаем без скачивания Избранные труды. Том IV - Олимпиад Соломонович Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так борьба между гражданско-правовой и хозяйственно-правовой концепциями, внешне вызванная проблемой законодательной техники – как справиться с многочисленными нормативными актами в сфере экономики, превратилась в диспут о сущности регулируемого предмета – как организовать этот предмет: следуя принципу равенства, даже в условиях применения административных методов управления, или же усиливая значение этих методов, даже при сохранении некоторых элементов равенства. В результате участники данной дискуссии так и не вернулись к исходной причине их спора – судьбе текущего хозяйственного законодательства. «Цивилисты» защищали Гражданский кодекс, распространяющийся на все хозяйственные отношения, и при этом допускали любую форму систематизации правительственных хозяйственных постановлений, при условии, что их гражданско-правовые положения будут подчинены Гражданскому кодексу. «Хозяйственники» защищали Хозяйственный кодекс, распространяющийся на хозяйственную деятельность планирующих органов и подчиненных им субъектов, и при этом также не имели никаких возражений против любой формы систематизации правительственных хозяйственных постановлений, но при условии их подчинения Хозяйственному кодексу и полного отмежевания от Гражданского кодекса.
Обычно теоретические дискуссии в области юриспруденции оставляли советское руководство равнодушным. Очень редко могли ученые-юристы сослаться на тот или иной закон, который поддерживал бы их точку зрения. Но дискуссии о хозяйственном праве накануне и в период второй кодификации советского права в конце 1950 – начале 1960-х гг. стали наиболее острыми. В процессе этой кодификации законодателю предстояло избрать вполне определенную систему общепризнанных кодексов, которая также включала бы либо, напротив, не включала Хозяйственный кодекс, а следовательно, очерчивала бы сферу юридического действия Гражданского кодекса. Какую позицию занял законодатель?
Поскольку вторая кодификация происходила во время правления Хрущева, после разоблачения им сталинского произвола, то наиболее ощутимые изменения коснулись уголовно-процессуального права: были упразднены внесудебные органы, восстановлены процессуальные права обвиняемых и подсудимых, нашла ясную формулировку презумпция невиновности и т. д. Уголовное право было, с одной стороны, демократизировало (исключение преступлений по аналогии, отмена наказания в виде изгнания из страны), а с другой – ужесточено (увеличение числа преступлений, наказуемых смертной казнью, введение новых видов наказаний в связи с нехваткой рабочей силы в стране и т. д.). Что же касается хозяйственного права и его соотношения с правом гражданским, то ничего особенного не произошло.
Сторонники хозяйственного права, чтобы добиться окончательной, законодательно признанной победы, развернули в период второй кодификации бурную деятельность. Они критиковали все проекты Гражданского кодекса и Основ гражданского законодательства на многочисленных конференциях, совещаниях и в различных средствах массовой информации, поскольку эти проекты поддерживали идею единого гражданского права, а не дуализма гражданского и хозяйственного права. Они, далее, обращались с многочисленными письмами (индивидуальными и коллективными) в Политбюро, подчеркивая важность принятия Хозяйственного кодекса не только для упорядочения текущего законодательства, но и для дальнейшего развития советской экономики. Они, наконец, разработали проекты Основ хозяйственного законодательства и Хозяйственного кодекса. Но вся эта деятельность оказалась напрасной. И Основы гражданского законодательства СССР (1961 г.), и республиканские гражданские кодексы (1963–1964 гг.) подтвердили единство гражданско-правового регулирования, не оставив никакого места для соответствующей кодификации хозяйственного права.
В этом исключительном случае победившие «цивилисты» могли ссылаться на официальное признание их теоретической позиции законодателем. Но «хозяйственники» не сдавались. Они продолжали отстаивать свою позицию и в середине 1970-х им удалось включить в проект решения Политбюро по хозяйственному законодательству пункт, предусматривающий разработку и принятие Хозяйственного кодекса. Однако неудача ожидала их на самом заседании Политбюро. Подгорный, в то время Председатель Президиума Верховного Совета СССР, сообщил заседанию, что этот вопрос остается теоретически спорным, и до тех пор, пока ученые-юристы не придут к определенному выводу, было бы бессмысленно решать его в законодательном порядке. Другие члены Политбюро разделили это мнение, и в окончательной редакции принятого решения положение о Хозяйственном кодексе не появилось.
Но даже этот, казалось бы, непоправимый удар не обескуражил «хозяйственников». Откликаясь на их просьбу, советская Академия наук обязала свой Институт советского государства и права разработать проект Хозяйственного кодекса. Этот проект был разработан и обсужден «хозяйственниками» без участия «цивилистов». Они надеялись тем самым получить единодушную поддержку участников обсуждений и затем представить проект в соответствующие органы через законодательные каналы. Но было слишком поздно: советская система вступила в стадию своего разложения, и проблема хозяйственного права уже не могла заинтересовать законодателя.
Однако один вопрос остается непроясненным. Если советская экономика в действительности была подчинена административным командам, и равенство между участниками хозяйственных отношений было не так значительно, как их подчиненность планирующим органам, то концепция хозяйственного права должна была бы быть для советского руководства более предпочтительной, чем концепция единого гражданского права. И тем не менее оно последовало второй, а не первой. Почему? Роль здесь сыграли две причины.
Во-первых, официальное признание концепции хозяйственного права посредством принятия Хозяйственного кодекса, не входящего в систему гражданского права, разоблачило бы советскую власть как централизованную, причем централизованную не демократически даже в сфере экономики. Официальное же признание концепции единого гражданского права создавало иное впечатление: экономика в СССР регулируется планами, которые, однако, не подавляют, а, напротив, стимулируют инициативу хозяйствующих субъектов, и поэтому положения о планировании (административное право) не вытесняют положений об экономической свободе (гражданское право).
Во-вторых, принятие Хозяйственного кодекса лишило бы советское правительство возможности издавать столько постановлений в хозяйственной сфере, сколько считало необходимым руководство КПСС. Кодификация стабилизирует законодательство, а принятие нормативных актов вне рамок кодекса противоречит принципу стабильности кодификации. Поэтому Гражданский кодекс никогда не сопровождался многочисленными нормативными актами текущего законодательства. Но в то же время он не мог быть помехой принятию правительственных хозяйственных постановлений, поскольку был Гражданским, а не Хозяйственным кодексом и, следовательно, не стабилизировал хозяйственное законодательство.
В свою очередь, такая стабилизация была несовместима с советской экономической системой. Как было показано выше, эта система основывалась на экономической монополии правящей верхушки. А всякий монополист совершенно свободен в монополизированной области, так как все остальные лишены в ней какой-либо свободы. Поэтому советскому руководству нужна была система законодательства, которая могла бы обеспечивать систематическое изменение хозяйственно-правовых норм, невзирая на кодексы или иные юридические препятствия. В Своде Законов СССР 1980–1986 гг. был отдельный раздел, посвященный хозяйственному законодательству. Но Свод Законов не был кодексом и ограничивать законодателя не мог. Включенные в него нормативные акты могли заменяться, и множество хозяйственных нормативных актов Свода, действительно, было заменено. Это происходило потому, что советское руководство не в состоянии было управлять экономикой без каждодневного изменения правовых норм, а, следовательно, идея Хозяйственного кодекса представлялась ему неприемлемой как с практической стороны, так и по принципиальным соображениям.
Наряду с многочисленными специальными положениями советское право формулировало и некоторые общие принципы. Наиболее важными из этих принципов были следующие:
1. Гармония интересов общества и личности при подчинении личных интересов интересам общества. Как видно, этот принцип весьма противоречив даже в своей формулировке: если личные интересы подчинены интересам общества, то как могут и те и другие находиться во взаимной гармонии? Но противоречия, внутренне присущие этой формуле, не беспокоили ее авторов, поглощенных не столько гармонией интересов, сколько их субординацией. Ссылаясь на последнюю, судебные и иные правоприменительные органы могли игнорировать любое субъективное право, формально принадлежащее гражданину. Это иллюстрирует ряд примеров из советской судебной практики.
Писатель, чье произведение было опубликовано с многочисленными изменениями, осуществленными без его согласия или даже ведома, потребовал изъятия и уничтожения всего тиража, как это предусматривалось советским авторским правом. Но суд квалифицировал такое требование как противоречащее интересам общества, принимая во внимание тот относительный ущерб, который вызвало бы его удовлетворение. В другом споре государственное издательство, чтобы внести в рукопись многочисленные изменения, должно было после смерти автора иметь дело с его наследниками. Наследники возражали против большинства намеченных изменений, которые, по их мнению, искажали замысел книги. Но суд поддержал позицию государственного издательства, сочтя ее более соответствующей общественным интересам, чем возражения
