Читаем без скачивания Избранные труды. Том IV - Олимпиад Соломонович Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Осуществление прав в соответствии с их назначением в советском обществе. Если этот принцип нарушался, соответствующее право не подлежало защите и фактически утрачивало свое значение субъективного права. Таким путем суд или любой другой государственный орган мог сплошь и рядом вершить произвол и беззаконие. Вот поразительный пример. У одного русского ученого была дача в престижном районе под Ленинградом (ныне Санкт-Петербург). После расторжения брака он оставил дачу в пользование своей бывшей жене. Некий высокопоставленный академик пожелал заполучить эту дачу. Чтобы помочь ему, правовое управление под давлением местного партийного комитета предъявило собственнику иск об изъятии у него дачи как используемой в противоречии с ее назначением – удовлетворять интересы собственника. Эти аргументы, принятые судом, оказались достаточными для того, чтобы изъять дачу у собственника и затем продать ее недобросовестному претенденту.
3. Чем более важным является нарушенное право, тем более сильной защиты оно заслуживает. К примеру, государственная собственность считалась более важной, чем собственность граждан, и поэтому ее уголовно-правовая и гражданско-правовая охрана превосходили по своей силе ту же охрану, установленную для личной собственности. Хищение государственной собственности могло повлечь даже смертную казнь, тогда как наказание за хищение личной собственности не превышало нескольких лет лишения свободы. Незаконного владельца объекта государственной собственности могли обязать возвратить его при любых обстоятельствах, в то время как объект личной собственности, даже находящийся в незаконном владении, мог быть возвращен собственнику лишь при определенных условиях, предусмотренных законом. Различия в режиме правовой охраны отражали в данной специфической области закрепленное советским правом неравенство различных форм собственности. Для развития государственной собственности, охрана и укрепление которой являлись конституционными обязанностями советских граждан, были открыты все пути. Напротив, личная собственность подвергалась многочисленным ограничениям и могла осуществляться лишь в установленных для нее узких пределах. Благодаря такой позиции советского законодателя экономическая монополия государства опиралась на действенные юридические предпосылки, и личная собственность не могла смягчить зависимости граждан от государственной экономики.
4. При определении статуса советских граждан должныучитываться не только права и не только обязанности, но неразрывная связь прав с обязанностями. В соответствии с этим принципом советская Конституция предусматривала право на труд и обязанность трудиться, свободу вероисповедания и свободу атеистической пропаганды и т. д. Однако если обязанности сопровождались мерами принудительного исполнения, то права зачастую не были связаны с какой-либо формой юридической защиты. Например, предусмотренная Конституцией обязанность трудиться обеспечивалась применением правовых норм о тунеядстве. Соответственно, те, кто уклонялись от работы, могли быть высланы и привлечены к принудительному труду на советском Севере. Иногда эта мера использовалась в политической борьбе, а не в борьбе с тунеядцами. Ее жертвой стал будущий нобелевский лауреат поэт Бродский: он был сослан на Север, а впоследствии вынужден эмигрировать из СССР. В сравнении с этим право на труд, оставаясь юридически незащищенным, находило согласно тексту Конституции только экономическую поддержку: отсутствие безработицы в СССР, ликвидация частной собственности и частного предпринимательства. Но если гражданин терял работу, он не мог требовать от соответствующего советского органа предоставления другой работы: такого органа просто не существовало. В то же время в советском праве не было института пособия по безработице. В результате оказывалось, что право на труд существует только в качестве конституционного лозунга, а не как юридически обеспеченное право гражданина.
5. При осуществлении прав и исполнении обязанностей граждане и организации должныне только соблюдать законы, но также уважать правила социалистического общежития и моральные принципы общества, строящего коммунизм. Основываясь на этих неопределенных критериях (правилах социалистического общежития или моральных принципах коммунистического общества), суд и другие органы могли воздерживаться от применения закона или решать дела вопреки его прямым указаниям. Ленинское изречение – «формально правильно, а по существу издевательство» – никогда не забывалось советским законодателем для того, чтобы обеспечить свободу от закона тем, кто был обязан поддерживать его соблюдение. Государственные органы всегда побеждали в спорах с небольшими частными предприятиями, разрешенными в период нэпа, поскольку ссылки частных предпринимателей на ясные указания закона, защищающие их позицию, могли быть без труда сведены на нет толкованиями, основанными на морали и правилах общественного поведения. В течение всего периода существования СССР правительственные и партийные чиновники, заинтересованные в том или ином решении какого-либо судебного дела, оказывали давление на судей («телефонное право», согласно русской шутке), и суд решал такие споры соответственно, действуя в обход законов и обращаясь к внеправовым критериям. Особенно своеобразной выглядела ситуация в спорах между «социалистическими» хозяйственными организациями. При рассмотрении этих дел арбитраж (советский хозяйственный суд) имел право отказывать в применении закона вследствие того, что с экономической точки зрения принятие другого решения могло быть более целесообразным.
Подводя итог, можно прийти к выводу, что советское право полностью соответствовало советской политической и экономической системам. Оно служило опорой неограниченной политической власти правящей верхушки, освобождая ее в случае необходимости даже от обязательной силы правовых предписаний. Оно закрепляло и упрочивало экономическую монополию той же верхушки, устанавливая правовые приоритеты в пользу господствующей экономики. Это обеспечивало эффективное подавление тех, кто проявлял себя не только в качестве политических врагов, но и просто как политически непокорные.
* * *
Сравнивая досоветскую и советскую Россию, нетрудно найти различия и сходства, преемственность между одной и другой и разрыв между ними, совпадающие общественные явления и возрождение старого на новом и более высоком уровне.
В политической, сфере досоветская Россия являлась страной абсолютизма, тогда как в СССР был установлен тоталитарный режим. Тоталитаризм более жесток и бесчеловечен, чем абсолютизм, но оба являются противоположностью демократии, и первый кажется результатом развития второго, прежним феноменом на новом социальном уровне, разрывом с разрушенной политической системой и в то же время ее строительством. В форме Советского Союза Российская империя сохранялась под именем «Федерация». Многочисленные права и свободы, ограниченные при царском строе, советским режимом были признаны на словах, но на деле сведены почти к нулю.
В экономической сфере в Советском Союзе господствующей стала государственная собственность, что не было известно царскому строю. Но в царской России промышленность впервые появилась в виде государственных (казенных) заводов, и Советский Союз также в максимально возможной степени последовал этому образцу. Русское единоличное крестьянское хозяйство опиралось на русские общины, и в Советском Союзе, пусть даже он основывал сельскохозяйственное производство на колхозах, личное подсобное хозяйство оказалось доступным только колхозникам. В царской России, в отличие от СССР, не существовало государственной торговли – оптовой или розничной, – однако потребительские кооперативы охватили СССР в большей степени, чем царскую Россию.
Что касается сферы права, то хотя русские и советские законы были кодифицированы, обе кодификации являлись устаревшими или неполными, и поэтому необходимое регулирование обеспечивалось не ими, а текущим законодательством в СССР и сенатскими толкованиями в досоветской России. В обоих случаях это служило благодатной почвой для процветания произвола правоприменительной бюрократии. Лишь количественно отличались друг от друга рассматриваемые периоды русской правовой истории: «общих принципов» и «телефонного права», изобретенных в СССР, в царской России не было. Поэтому произвол в первом существенно превосходил произвол во второй. Однако он был неотделим от царской России в той же мере, что и от СССР.
Эти сходства или даже тождества, при всех различиях, могли появиться лишь вследствие общих особенностей русского народа (россиян): патернализма, покорности, стабильности, беззаботности и неприхотливости.
Всего несколько месяцев прошло после свержения царского абсолютизма в 1917 г., как Россия признала единоличную власть Ленина, еще более абсолютистскую, чем власть царя. Кто бы мог допустить столь быстрое восстановление единоличной власти, как не народ, привыкший к патернализму? От этой привычки происходило даже имя, данное Ленину народными массами, – Ильич (отчество Ленина), равно как и всеобщий траур после его смерти в 1924 г. Все его преемники – в высшей степени жестокие (как Сталин) или совершенно бесцветные (как Брежнев) – в глазах народа становились вождями. Когда в 1956 г. Хрущев разоблачил Сталина, бытовало мнение: был бы жив Ленин, он бы не допустил сталинских преступлений. Но во времена Хрущева и Брежнева, когда уровень жизни неуклонно снижался, призывы к «сильной руке», к новому Сталину, который восстановил бы порядок, все чаще и чаще раздавались среди трудящихся. Они стремились, таким образом, обрести отца, хорошего отца, символ патернализма, без которого россияне не могли
