Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

История про правильно понятые слова

Ослышки и оговорки — это слова несуразные. Они несуразны потому, что всё самое главное проговаривается и слышится, это не ошибки уха и не паразитное движение языка. Нет оговорок и ослышек.

Это речь сущая.

Кем-то из глубин детства выужено знающими и понимающими толк в жизни людьми страшное ругательство — «как плюшевый». Плюшевый как. Плюшевый пук. Страшное ругательство живёт в памяти наравне с вечным, хоть и забытым вкусом, с диким блюдом советских столовых, что звалось — какаш пареный.

В этом детстве сидел ещё внутри телевизора лысый странник, на папирусном бревне обплававший все моря вместе со своим приятелем, что носил неприличную для русского духа фамилию. Ясно, что я думал, что фамилия лысого ведущего просто — Клубкин. И вот они, на экране — его путешествия, а за ним, следующим по популярности был Парадоксов, что беседовал со своими друзьями. И тогда уже сидел в телевизоре не знаменитый норвежец с хером вместо фамилии, а гений, Парадоксов друг.

В одной из песен Булата Окуджавы есть строчка:

И силуэт совиный

Склонится с облучка

И прямо в душу грянет

Простой романс сверчка.

Отчего-то первая строчка превращалась в «И силу Эт-Савинны» — то есть, возникала из стихотворного тумана фея Эт-Савинна, подобная Фата-Моргане. В песнях скрипка-лиса была скрипом колеса, и чудесном трёхпрограммном громкоговорителе жила чудесная песня «Котятки русские больны». А мимо памятника тачанке-растачанке меня везли на юг каждый год.

Всё было правильно — несомненно существование Эт-Савинны и самой большой из тачанок — Растачанки.

Об этом нам рассказали Парадоксов и Клубкин.

Быть по сему.

Всё всем хорошо слышно.

Извините, если кого обидел.

16 мая 2004

История про зоопарк

Проживая в иностранном городе К., пошёл я как-то в зоопарк. Было в зоопарке хорошо, прохладно и радостно. Я слонялся и разглядывал обезьян, черепах, сов и слонов.

Бегали взад-вперёд павианы — показывали известные места. А рядом спокойно сидели другие, их имя на той земле писалось раздельно — Orang Utan. Один таскал яблоко на нижней губе, другой — лупил собрата, стоял над ним и дёргал лежащего, дёргал за голову — будто двое московских пьяниц копошились передо мной. Проматывалась голова. Не вставал обезьян.

А вот и другой лежал на спине в соломе — ловил губами горлышко пустой пластиковой канистры. Ноги его поджаты — будто нет ног вовсе.

И вспомнил, глядя на него, деревенского пьяницу, безногого инвалида, что лежал вот так же в соломе и пил из канистры пиво. Этот старик пил из канистры пиво и ворочался на зассаной соломе. Ноги он поджал в 1942 году, не доехав до Сталинграда и не побывав ни в одном бою. А сейчас уже есть какое-то общество, и братаются бывшие враги, вспоминая, кто где лежал и в кого целил. Время идёт, и суждения меняются, очевидцы начинают менять суждения и показания. Надо только дождаться, когда самые старые начнут помирать.

Нужно дождаться того, когда болезни заклокочут в их горле, и начнут очевидцы перебирать свою жизнь как ящик с жухлыми фотографиями. И они выдадут все, ставшие ненужными, тайны.

Видел я одного — я снимал у него комнату, а он был с вермахтом в Польше, именно с вермахтом, а не SS, и вспоминал это время как сладкое, главное в своей стариковской жизни. Я его не смущал. А чего я должен был его смущать? На хера? Я для него был старческим видением, мятыми деньгами привеском-приварком к пенсии.

В ту пору военные ассоциации лезли в мою жизнь. Возилась в ту пору у меня на Родине военная машина. В кошмарах я так и представлял её машиной — помесью танка и кофемолки — неповоротливой, урчащей, воняющей соляром, давящей своих и чужих — вечной машиной войны.

Извините, если кого обидел.

19 мая 2004

История про куклу Барби

Был день рождения моего хорошего друга. День рождения тянулся леденцом, уже уехали правильные семейные люди; молча, как заговорщики, растворились в темноте внезапно образовавшиеся пары.

Длился конец застолья, когда остаются уже только самые близкие друзья. Любые состояния отчего-то интересно наблюдать, когда они истончаются, затухают, растворяются, будто кусок сахара в стакане, будто тухнет фитилёк пустой лампы.

Итак, мы лениво допивали и договаривали.

В этот момент Танюшка сказала:

— А вот анекдот специально для вас, мужчины…

Один человек решил сделать дочке подарок и пошёл ей покупать Барби. Приходит в магазин и тычет пальцем: — Что это у вас? — Барби в саду. — Сколько? — $49.99. Но к ней прилагаются грядка, лейка и тяпка. — А это? — Это Барби на пляже. $59.99. Но к ней прилагаются шезлонг, акваланг и официант с подносом, уставленным кампари. — А это шо такое? — А это разведённая Барби. $299.99. -??? — Зато к ней прилагаются вилла Кена, самолёт Кена и яхта Кена.

И отчего-то этим разговор прекратился окончательно. Потух фитилёк — оттого, что каждый за столом имел этот опыт.

Извините, если кого обидел.

19 мая 2004

История про коричневую пуговку

На ночь глядя обнаружил, что никто не знает автора песни про коричневую пуговку, патроны для нагана и карту укреплений советской стороны.

Обычно на такие песни целый букет авторов — десятка два. Все они гундят или за них распоряжаются дожившие приятели. А тут — нет. Практически 0 ни одного, за исключением невнятного указания на одного кинематографического режиссёра. Совершенно загадочная история. Сеть полна недоумёнными вопросами, Сеть полна пуговкой в mp3, и текстами этой песни. И есть ещё загадочное сообщение: "Мы, группа "Сансара", больше не будем петь песню про "Коричневую пуговку". Вот сейчас споём — и всё. Только если что-то необычное случится, вот тогда споём. А так — ни-ни".

Кто они, эти люди из группы "Сансара", что у них случилось с пуговкой? Пришёл к ним автор, что ли? Живы ли они? Не произошёл с ними необычный случай?

Ничего не знаю.

Рай агностика.

Извините, если кого обидел.

20 мая 2004

История про столы

Спал я иногда и под столами. Это ничего, что у них четыре ноги, и они мешаются. Хуже спать под столом, если у него всего одна нога и разлапистая.

Извините, если кого обидел.

20 мая 2004

История про пуговицы (I)